Повести > Полдень, XXII век (Возвращение) > страница 35

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65,


    "Я бы пошел", — подумал Сидоров. — Дурак, осел! Нужно было дождаться, пока Горбовский решится на посадку. Не хватило терпения. Если бы сегодня он шел на посадку, плевал бы я на экспресс-лабораторию!" А Валькенштейн ревел:


    — Высота двадцать один! — крикнул Горбовский. — Перехожу в горизонталь.
    "Теперь бесконечные минуты горизонтального полета, — подумал Сидоров. — Ужасные минуты горизонтального полета. Многие минуты толчков и тошноты, пока они не насладятся своими исследованиями. А я буду сидеть, как слепой, со своей дурацкой разбитой машиной!"
    Планетолет ударило. Удар был очень сильный, такой, что потемнело в глазах. И Сидоров, задыхаясь, увидел, как Горбовский с размаху ударился лицом о пульт, а Валькенштейн раскинул руки, взлетел над креслом и медленно, как это бывает во сне, с раскинутыми руками опустился на пол и остался лежать лицом вниз. Кусок ремня, лопнувшего в двух местах, плавно, как осенний лист, скользнул по его спине. Несколько секунд планетолет двигался по инерции, и Сидоров, вцепившись в замок ремня, чувствовал, что все падает. Но затем тело снова стало весомым.
    Тогда он расстегнул замок и поднялся на ватные ноги. Он смотрел на приборы. Стрелка альтиметра ползла вверх, зеленые зигзаги контрольной системы метались в голубых окошечках, оставляя медленно гаснущие туманные следы. Киберштурман вел планетолет прочь от Владиславы. Сидоров перешагнул через Валькенштейна и подошел к пульту. Горбовский лежал головой на клавишах. Сидоров оглянулся на Валькенштейна. Тот уже сидел, опираясь руками в пол. Глаза его были закрыты. Тогда Сидоров осторожно поднял Горбовского и положил его на спинку кресла. "Плевать я хотел на экспресс-лабораторию", — подумал он. Он выключил киберштурман и опустил пальцы на липкие клавиши. "Скиф-Алеф" начал разворачиваться и вдруг упал на сто метров. Сидоров улыбнулся. Он услышал, как позади Валькенштейн яростно прохрипел:
    — Не сметь…


    Но он даже не обернулся.
     — Вы хороший пилот, и вы хорошо посадили корабль. И, по-моему, вы прекрасный биолог, — сказал Горбовский. Лицо его было все забинтовано. — Просто прекрасный биолог. Настоящий энтузиаст. Правда, Марк?
    Валькенштейн кивнул и, разлепив губы, сказал:
    — Несомненно. Он хорошо посадил корабль. Но поднял корабль не он.
    — Понимаете, — Горбовский говорил очень проникновенно, — я читал вашу монографию о простейших — она превосходна. Но нам с вами не по дороге.
    Сидоров с трудом глотнул и сказал:
    — Почему?
    Горбовский поглядел на Валькенштейна, затем на Бадера:
    — Он не понимает.
    Валькенштейн кивнул. Он не смотрел на Сидорова. Бадер тоже кивнул и посмотрел на Сидорова с какой-то неопределенной жалостью.
    — А все-таки? — вызывающе спросил Сидоров.
    — Вы слишком любите штурмы, — сказал Горбовский мягко. — Знаете, это штурм унд дранг, как сказал бы директор Бадер.
    — Штурм и натиск, — важно перевел Бадер.
    — Вот именно, — сказал Горбовский. — Слишком. А это не нужно. Это па-аршивое качество. Это кровь и кости. И вы даже не понимаете этого.
    — Моя лаборатория погибла, — сказал Сидоров. — Я не мог иначе.
    Горбовский вздохнул и посмотрел на Валькенштейна. Валькенштейн сказал брезгливо:
    — Пойдемте, Леонид Андреевич.
    — Я не мог иначе, — упрямо повторил Сидоров.
    — Надо было совсем иначе, — сказал Горбовский. Он повернулся и пошел по коридору.
    Сидоров стоял посреди коридора и смотрел, как они уходят втроем: Бадер и Валькенштейн поддерживают Горбовского под локти. Потом он посмотрел на свою руку и увидел красные капли на пальцах. Тогда он пошел в медицинский отсек, придерживаясь за стену, потому что его качало из стороны в сторону. "Я же хотел, как лучше, — думал он. — Это же было самое важное — высадиться. И я привез контейнеры с микрофауной. Я знаю, это очень ценно. И для Горбовского это тоже очень ценно: ведь Горбовскому рано или поздно самому придется высадиться и провести рейд по Владиславе. И бактерии убьют его, если я не обезврежу их. Я сделал то, что надо. На Владиславе, планете голубой звезды, есть жизнь. Конечно, я сделал то, что надо". Он несколько раз прошептал: "Я сделал то, что надо". Но он чувствовал, что это не совсем так. Он впервые почувствовал это там, внизу, когда они стояли возле звездолета по пояс в бурлящей нефти и на горизонте огромными столбами поднимались гейзеры, а Горбовский спросил его: "Ну, и что вы намерены предпринять, Михаил Альбертович?", а Валькенштейн что-то сказал на незнакомом языке и полез обратно в планетолет. Затем он почувствовал это, когда "Скиф-Алеф", в третий раз оторвавшись от поверхности страшной планеты, снова плюхнулся в нефтяную грязь, сброшенный ударом бури. И он чувствовал это теперь.
    — Я же хотел как лучше, — невнятно сказал он Диксону, помогавшему ему улечься на стол.
    — Что? — сказал Диксон.
    — Я должен был высадиться, — сказал Сидоров.
    — Лежите, — сказал Диксон. Он проворчал: — Первобытный энтузиазм…
    Сидоров увидел, как с потолка спускается большая белая груша. Груша повисла совсем близко, у самого лица, перед глазами поплыли темные пятна, заложило уши, и вдруг тяжелым басом запел Валькенштейн:


    — Кто угодно… — упрямо сказал Сидоров с закрытыми глазами. — Любой пойдет вперед…
    Диксон стоял рядом и смотрел, как тонкая блестящая игла киберхирурга входит в изуродованную руку. "Как много крови! — подумал Диксон. — Много-много. Горбовский вовремя вытащил их. Опоздай он на полчаса, и мальчишка никогда уже больше не оправился бы. Ну, да Горбовский всегда возвращается вовремя. Так и надо. Десантники должны возвращаться, иначе они бы не были десантниками".


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь