1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65,
Учитель прошелся по комнате. Многое было здесь знакомым и привычным. Лин, как всегда, раскидал одежду по всей комнате. Одна его тапочка стояла на столе Атоса и изображала, несомненно, яхту. Мачта была сделана из карандаша, парус — из носка. Это, конечно, работа Поля. По этому поводу Лин будет сердито бурчать: "Не воображай, что это очень остроумно, Полли…" Система прозрачности стен и потолка была расстроена, и сделал это Атос. Клавиша поставлена у него в изголовье, и, ложась спать, он с ней играет. Он лежит и нажимает ее, и в комнате то становится совсем темно, то появляется ночное небо и луна над парком. Обычно клавиша портится, если Атоса никто не остановит. Судьба Атоса сегодня — чинить систему прозрачности.
На столе у Лина бедлам. На столе у Лина всегда бедлам, и тут ничего не поделать. Это именно тот случай, когда бессильны и выдумки учителя, и весь мощный аппарат детской психологии.
Как правило, все новое в комнате связано с Капитаном. Сегодня у него на столе чертежи, которых раньше не было. Это что-то новое, значит, об этом надо подумать. Учитель Тенин очень любил новое. Он присел к столу Капитана и принялся рассматривать чертежи.
Из душевой доносилось:
— А ну подбавь холодненькой, Полли!
— Не надо! Холодно! Простужусь!
— Держи его, Лин, пусть закаляется!
— Атос, дай терку…
— Где мыло, ребята?
Кто-то с грохотом валится на пол. Вопль:
— Какой дурак кинул мыло под ноги?!
Хохот, крики "виу".
— Страшно остроумно! Как вот врежу!..
— Но-но! Втяни манипуляторы, ты!..
Учитель посмотрел чертежи и положил их на место. Увлечение продолжается, подумал он. Теперь кислородный обогатитель. Мальчики здорово увлеклись Венерой. Он встал и заглянул под подушку Поля. Там лежало "Введение в…". "Введение" было основательно зачитано. Учитель задумчиво перелистал страницы и положил книгу на место. Даже Поль, подумал он. Странно.
Теперь он увидел, что на столе Лина нет боксерских перчаток, которые валялись там регулярно и непременно в течение двух последних лет. Над кроватью Капитана не было фотографии Горбовского в вакуум-скафандре, а стол Поля был пуст.
Учитель Тенин понял все. Он понял, что они хотят удрать, и он понял, куда они хотят удрать. Фотографии нет — значит, она в рюкзаке Капитана. Значит, рюкзак уже собран. Значит, они уходят завтра утром, пораньше. Потому что Капитан любит делать все обстоятельно и никогда не откладывает на завтра то, что можно сделать сегодня. Кстати, рюкзак Поля наверняка еще не готов: Поль предпочитает все делать послезавтра. Значит, они уходят завтра и уходят через окно, чтобы не беспокоить дежурного. Они очень не любят беспокоить дежурного.
Учитель заглянул под кровати. Рюкзак Капитана был упакован с завидной аккуратностью. Под кроватью Поля валялся рюкзак Поля. Из рюкзака торчала любимая рубашка Поля — без ворота, в красную полоску. В стенном шкафу покоится с величайшей тщательностью сплетенная из простынь лестница — несомненно, творение Атоса.
Так… Значит, надо думать. Учитель Тенин помрачнел и повеселел одновременно.
Из душевой выкатился Поль в одних трусах, увидел учителя и прошелся колесом.
— Неплохо, Поль! — воскликнул учитель. — Но не гни ноги, мальчик!
— Виу! — завопил Поль и прошелся колесом в обратную сторону. — Учитель, космолетчики! Учитель пришел!
Он всегда забывал поздороваться.
Экипаж "Галактиона" ринулся в комнату и застрял в дверях. Учитель Тенин смотрел на них и думал… ничего не думал. Он очень любил их. Он всегда любил их. Всех. Всех, кого вырастил и выпустил в Большой Мир. Их было много, и лучше всех были эти. Потому что они были сейчас. Они стояли руки по швам и смотрели на него так, как ему хотелось. Почти так.
— Ка те те у эс те ха де, — просигналил учитель. Это означало: "Экипажу "Галактиона". Вижу вас хорошо. Нет ли пыли по курсу?"
— Те те ку у зе це, — вразноголосицу ответил экипаж.
Они тоже видели хорошо, и пыли по курсу почти не было.
— Облачиться! — скомандовал учитель и уставился на свой хронометр.
Экипаж с треском кинулся облачаться.
— Где мой носок?! — заорал Лин и увидел яхту. — Не воображай, что это остроумно, Полли… — проворчал он.
Облачение длилось 39 секунд с десятыми, последним облачился Лин.
— Свинство, Полли, — ворчал он. — Остроумец!..
Потом все сели кто куда, и учитель сказал:
— Литература, география, алгебра, труд. Так?
— И еще немножко физкультуры, — добавил Атос.
— Несомненно, — сказал учитель. — Это видно по твоему опухшему носу. Кстати, Поль до сих пор сгибает ноги. Саша, ты должен показать ему.
— Ладно, — сказал Лин с удовольствием. — Но он туповат, учитель.
Поль ответил немедленно:
— Лучше быть туповатым в колене, чем тупым, как полено!..
— Три с плюсом, — учитель покачал головой. — Не слишком грамотно, но идея ясна. Годам к тридцати ты, может быть, и научишься острить, Поль, но и тогда не злоупотребляй этим.
— Постараюсь, — скромно сказал Поль.
Три с плюсом не так уж плохо, а Лин сидит красный и надутый. К вечеру он придумает ответ.
— Поговорим о литературе, — предложил учитель Тенин. — Капитан Комов, как поживает твое сочинение?
— Я написал про Горбовского, — сказал Капитан и полез в свой стол.
— Чудесная тема, мальчик! — сказал учитель. — Будет очень хорошо, если ты справился с ней.
— Ничего он с ней не справился, — заявил Атос. — Он считает, что в Горбовском главное — умение.
— А ты что считаешь?
— А я считаю, что в Горбовском главное — смелость, отвага.
— Полагаю, ты неправ, штурман, — сказал учитель. — Смелых людей очень много. Среди космолетчиков вообще нет трусливых. Трусы просто вымирают. Но десантников, особенно таких, как Горбовский, — единицы. Прошу мне верить, потому что я-то знаю, а ты пока нет. Но и ты узнаешь, штурман. А что написал ты?
— Я написал про доктора Мбога, — сказал Атос.
— Откуда ты узнал о нем?
— Я дал ему книжку про летающих пиявок, — объяснил Поль.
— Отлично мальчики! Все прочли эту книгу?
— Все, — сказал Лин.
— Кому она не понравилась?
— Всем понравилась, — сказал Поль с гордостью. — Я выкопал ее в библиотеке.
Он, конечно, забыл, что рекомендовал ему эту книгу учитель. Он всегда забывал такие мелочи, он очень любил "открывать" книги. И он любил, чтобы все об этом знали. Он любил гласность.
— Молодец, Поль! — сказал учитель. — И ты, конечно, тоже написал о докторе Мбога?
— Я написал стихи!
— Ого, Поль! И тебе не страшно?
— А чего бояться? — сказал Поль небрежно. — Я читал их Атосу. Он ругал только по мелочам. Так… чуть-чуть.
Учитель с сомнением посмотрел на Атоса:
— Гм! Насколько я знаю штурмана Сидорова, он редко отвлекается на мелочи. Посмотрим, посмотрим… А ты, Саша?
Лин молча сунул учителю толстую тетрадь. На обложке растопырилась чудовищная клякса.
— Званцев, — объяснил он. — Океанолог.
— Это кто? — спросил Поль ревниво.
Лин посмотрел на него с ужасающим презрением и промолчал. Поль был сражен. Это было невыносимо. Более того: это было ужасно. Он представления не имел о Званцеве, океанологе.
© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких