1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65,
— А может быть — пусть? — осторожно предположил Андрей, понизив на всякий случай голос.
— То есть как это — пусть? А кто жрать за него будет?
— Проголодается — сам попросит.
— Что ты в этом понимаешь? — сказал Эль-де-през с усталым пренебрежением. — Папаня аховый…
Андрей плотно зажмурил глаза и поднял обе руки (ладонями вперед) в знак того, что молчит, сдается и вообще заткнулся навсегда, а Эль-депрез произнес решительно, адресуясь уже не к нему:
— Значит, так. Прожевать и проглотить то, что за щекой! Потом — доесть что на вилке, половину пюре, и я тебя отпускаю. Договорились?
Горе Луковое быстро-быстро закивало и сейчас же принялось жевать — образцово-показательно, всем телом: даже зубами прищелкивая по ходу дела, даже на стуле подпрыгивая и усиленно размахивая вилкой с куском котлеты. (Может быть, в надежде, что кусок слетит на пол, и проблема решится тогда как бы сама собою?)
— Пива еще хочешь? — спросил у Андрея опытный отец, поднимаясь к холодильнику. — Есть "Туборг", между прочим.
— Спасибо, мне достаточно.
— Ух ты, какие мы твердокаменные!
— А знаешь, как товарищ Сталин товарища Молотова называл?
— Знаю: твердокаменный ленинец.
— Угу. Почти. Он называл его "каменная задница".
— Ну да? И что — с осуждением? Или — одобрительно?
— Скорее, одобрительно.
— Вот странная вещь, — заметил Эль-де-през глубокомысленно. — Кого ни послушаешь, у всех товарищ Сталин всегда в хорошем настроении, добрый и шутит…
— Это называется "селекция наблюдений", — объяснил Андрей. — Просто те, кто видел его в плохом настроении, — не выжили, и их рассказов история нам не сохранила.
— Может быть, — согласился Эль-де-през. — А может быть, он и в самом деле был неплохой мужик? А?
— Вроде твоего хозяина?
— Ты кого имеешь в виду? — спросил Эль-де-през, сразу же профессионально насторожившись (словно кто-то в толпе сунул вдруг руку во внутренний карман пиджака).
— Что значит — "кого"? У тебя так много хозяев?
— А-а-а… Нет, мой хозяин в порядке. Грех жаловаться. Печальный человек с длинными волосами.
Андрей посмотрел на его с удивлением.
— Да ты поэт! Как сказано, однако: "Печальный человек с длинными волосами"!
— Да это не я сказал, вообще.
— А кто?
— Неважно.
Тут Андрей поймал на себе внимательный взгляд черноглазого Существа, и хотел было подмигнуть ему ободряюще… или скорчить какую-нибудь гримасу посмешнее… или хотя бы губы свои сочувственно этак поджать… Но — не решился. Поостерегся. Дети его недолюбливали, и он это знал. Что-то в нем их настораживало: они старались не разговаривать с ним, уклонялись от игр и не принимали его шуток. Это его огорчало, но не так уж чтобы слишком. Неприятно, конечно, когда такой вот симпатяга глядит неприязненно и с опаской, но бывают ведь ситуации и похуже, не так ли?.. Например, когда на тебя неприязненно смотрит какой-нибудь дьяволоподобный питбуль.
— Значит, так, — решительно объявил папа Сережа, перехвативший этот обмен взглядами, но понявший его совершенно неправильно. — Будем все-таки лопать или будем в гляделки с дядей Андреем играть?
— Соку хочу, — объявило Луковое Горе, уклоняясь от прямого ответа на поставленный вопрос.
— Так. Желание законное. Подливаю соку. Пей. Но после — немедленно глотай то, что у тебя за щекой, и черт с тобой, давай сюда эту котлету, и хлеб можешь оставить, положи на тарелку, я все уберу, только вот этот кусок котлеты доешь… который на вилке. Договорились, нет?
Это было похоже на полную и безоговорочную капитуляцию, каковой оно, по сути, и было. Андрей великодушно пропустил разгром опытного и умелого папы Сережи мимо внимания и спросил:
— Ну, хорошо. "Печальный рыцарь с длинными волосами". А поподробнее?
— "Печальный человек". Цитируешь, так цитируй.
— Виноват. "Человек". И что он, спрашивается, за человек? О нем же легенды ходят. Это все правда?
— Смотря что именно.
— Что он из людей делает овечек, например.
— Это как?
— Приходит к нему человек, — объяснил Андрей. — Мафиози какойнибудь. Людоед. А выходит — смирный как овечка. Вегетарианец.
Эль-де-през покачал головой.
— Первый раз слышу.
— Что у него квартира — Эрмитаж пополам с Лувром. Сплошь увешана старинным оружием, латами там разнообразными, ятаганами…
— Не знаю. Дома у него никогда не был.
— А ты его вообще — видел когда-нибудь? — спросил Андрей мягко.
Эль-де-през только фыркнул с презрением, потом поднялся и, не говоря ни слова, вышел вдруг из кухни — неестественно бесшумный и легкий — при такой-то массе. Андрей посмотрел на Горе Луковое и — не удержался все-таки — скорчил ему рожу в том смысле, что такие вот дела, друг мой — какой у тебя папаня, оказывается, нервный и легковозбудимый… Впрочем, контакта никакого не получилось: парнишка отвел глаза в сторону — и даже откусил от остатков котлеты, чтобы только не общаться с неприятным дядей. (Правая щека у него сразу сделалась еще больше.)
Эль-де-през вернулся (так же внезапно и так же бесшумно) и сунул Андрею под нос цветную фотографию неописуемой красоты: лето, зелень, роскошный белый лимузин аномальной длины, и какие-то люди рядом — стоят у распахнутых дверец.
— Это кто по-твоему? — спросил Эль-де-през с невыразимым презрением.
— Ты.
— А это?
— Не знаю.
— Он. Между прочим, заметь: рядышком. Вась-вась.
— Понял. Сражен. Сдаюсь.
…А ведь и в самом деле: "Печальный человек с длинными волосами". Бледное, слегка одутловатое лицо, уголки губ опущены, глаза чуть прищурены от солнца (в руках — темные очки). Все вокруг улыбаются, зубы напоказ, а он — нет. Ему — грустно. Или, может быть, скучно. Какой-то он… несовременный! Вот точное слово: несовременный. Несовременная одежда — подержанная и мешком. Несовременное лицо… Выражение лица несовременное… И эта общая печальная расслабленность…
— А женщина кто?
— Супруга. Алена Григорьевна.
— Красивая.
— Ну дак!
— Краси-ивая… — повторил Андрей. — И дети есть?
— Есть. Сынишка. Алик. Это он нас как раз и фотографирует.
— А вот это кто, с тросточкой?
Эль-де-през протянул руку и отобрал у него фотографию.
— Много будешь знать, знаешь, что будет?
— Гос-с-с… Подумаешь, тайны! Подожди, а что там у тебя написано? Покажи!
Эль-де-през показал, и с удовольствием. На обороте четким детским почерком написано было (фломастером): "Эль-де-презу — с благодарностью за все". И витиеватая неразборчивая подпись. И дата: июль прошлого года. Числа нет. Наверное потому, что снималось в один день, а надписывалось — в другой.
— А почему его зовут Аятолла?..
— Его зовут Хан Автандилович, — резко сказал Эль-де-през. — Или господин Хусаинов. А ты не повторяй глупостей.
Андрей молча смотрел на него: какой он огромный, черный, грозный и праведно встопорщенный. Потом сказал:
— Кайлас помнишь?
© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких