Романы > Бессильные мира сего > страница 44

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65,


     — М-м-м! Маришка! (Хрум-хрум.) Какие гренки! Божественно!..
     — А это что такое? Бифштексы?
     — Не тормози! Бифштексни!
     — Это не бифштексы, брат. Это ГОВНАТРУБ.
     — Чево-о-о?!
     — Говядина натуральная рубленая, брат. Извини, брат.
     — Слушайте! Прекратите жрать. Боба еще нет!
     — Боба ждать — знаешь… Боб человек подневольный: когда отпустят, тогда и придет. И ни минутой раньше…
     — Ты только закусывай, пожалуйста. Я тебя умоляю, Вадим, не надирайся. Подожди…
    Дзынь-дзынь-дзынь — ножом по краю рюмки. Тенгиз. Решил, что пора, и возбудился к действию.
     — Господа! Леди и джентльмены! Внимание! Вы что сюда — жрать пришли? Прекратите обжираловку, блин! Сначала — дело!
     — Вот и именно! (Это Вадим. Уже на взводе и уже даже — с перебором.) Объявляется дело Вадима Христофорова, погоняло — РезалтингФорс! Пр-рашу! Вот стою я п"р"д вами, словно голенький…
     — Да помолчи ты, ради бога! Отдай стакан!.. Не умеешь ведь пить, жопа с ручкой, совершенно…
     — Д-да! Но зато я умею напиваться!
     — Тихо! Заткнитесь все! Начинаем. Обстоятельства дела всем известны? Я полагаю, всем…
     — Вове не известны.
     — Вова перетопчется. Я к дедам обращаюсь: все в курсе?
    Деды были в курсе. Все. Некоторые слышали эту историю уже неоднократно — и от Вадима, и друг от друга. Всем и все было понятно. И никто не знал, что надо делать.
     — У меня вопрос к Димке, — сказал Богдан. — Они прорез"ались последнее время? Или нет?
     — Откуда мне знать, — проговорил Вадим, пьяно растягивая слова. — Они у меня телефон пр-рслушивают, суки…
     — Когда ты их видел в последний раз? — терпеливо настаивал Богдан.
     — "Не в этой жизни…" — Вадим истерически хихикнул.
     — Отстань от него, — сказал Богдану озабоченный Матвей. — Что ты пристал к человеку? Не знает он ничего больше. И не соображает.
     — Вижу-вижу, — сказал Богдан и замолчал.
    Ничего у нас не получится, подумал он. Мы либо безразличны, либо бессильны. Бессильные мира сего… Но вот что поразительно: ведь я, кажется, завидую ему. За ним охотятся, от него чего-то еще ждут, он нужен кому-то, или мешает кому-то, или может быть кому-то полезен. Трепло, слабак, размазня, но представляет ведь собою некую ценность, причем, похоже, немалую. А я вот — пуст. И никому не нужен. Как высосанная банка из-под пива…
    Вадим между тем стремительно надирался. Матвей хватал его за руки, отбирал стакан, отставлял подальше бутылки — ничего не помогало. Казалось, Вадим буквально цель перед собою поставил: надраться вглухую, — как можно основательнее и как можно быстрее. А скорее всего, так оно и было на самом деле. Может быть, он устал быть трезвым. "…Все, кто вам дорог, достойны самого лучшего… — провозглашал он, никого не слушая и ничего не слыша. — Я просто мою голову и иду… Что вы вообще можете понять? Слышали про такого: Эраст Бонифатьевич зовут… Педераст Бонифатьевич… Если бы у меня была под рукой двустволка, я бы набил этой суке морду…" — и он заливался смехом, кашлял смехом, задыхался смехом, беспорядочно раскачиваясь всем телом, словно воздушный шар на ветру.
     — Отдай стакан, говорю!..
     — Да отстань ты от него, в самом деле!
     — Заткнись. Ты что — не видишь, что он вытворяет?.. Сидеть!
     — Св-в"боду Вадиму Христофорову!..
    Тут напольные часы (мрачная черная башня, отсвечивающая лаком и медными виньетками) подали голос — всхрапнули и ударили, глухо, с благородно-сдержанной мощью, так что все тотчас же замолчали, словно вдруг заговорил среди них старший, — да так оно и было, по сути дела: часы эти были старинные, немецкие, привезенные в свое время из Ваймара, в счет репараций. Они размеренно отработали свое "хр-р-баммм!" восемь раз подряд, вздохнули напоследок и стихли. И Юра-Полиграф традиционно произнес с демонстративным благоговением: "Ей-богу, клянусь, встать хочется!.." И все переглянулись, и заулыбались, и почему-то всем сделалось хорошо.
    …Всем, кроме Вадима, конечно, которому хорошо стать не могло уже ни при каких обстоятельствах. Ему теперь могло стать только плохо, и ему таки стало плохо, и Матвей с Маришкой поспешно увели его в ванную, а остальные вновь загомонили — главным образом, для того, чтобы заглушить мучительные звуки, доносящиеся оттуда.
     — …Вэл"вл!
     — Что, горе мое?
     — Перестань врать!
     — Никогда! Настоящих жуков больше не осталось. Я еще застал жуков-носорогов. Oryctes nasicornis. Под Лугой их было довольно много. Но вот жука-оленя живого не видел ни разу. Сейчас все они исчезли навсегда. Бронзовка обыкновенная — Cetonia aurata — заделалась редкостью. Жужелицы крупной на огороде не встретишь…
     — А в Японии, между прочим, жуков до черта. Их там разводят.
     — Сравнил! Япония войну проиграла. Тоталитарным государствам полезно проигрывать войны — они от этого сразу идут на поправку.
     — Мы тоже проиграли войну.
     — Верно. Но во-первых, гораздо позже. А во-вторых — явно идем на поправку.
     — Что-то не видно.
     — Видно, видно. Но жуков нам уже теперь не вернуть. Разве что в Японии станем закупать. Но нет худа без добра: у нас появились удивительные тараканы!..
     — Полундра! Не надо про тараканов!
     — Слушайте, жлобьё, мы будем языком болтать или мы будем, блин, делом заниматься?..
     — …Открывает жена. Руки опущены, подбородок открыт…
     — Недурно. Но мне больше понравилось про новоросса. Выходит из Эрмитажа и говорит: "Ну, что ж. Не бог весть что, конечно, но ничего, ничего — чистенько…"
     — "Машка, женушка моя дорогая! Родила? Сколько? Трое? Мои есть?.."
     — …А ты представь себе "Ревизора" с точки зрения чиновника. История про то, как мелкий проходимец и негодяй обманул приличных и порядочных людей…
     — …Слушай, вот интересно, что было бы, если бы у Николая хватило сообразительности дать Александру Сергеевичу сразу камергера вместо камер-юнкера?
     — Между прочим, я только к старости узнал, что Ольга, оказывается, была сестра Татьяны…
     — Господи! А кто же она тогда была, по-твоему?
     — Ну, не знаю, брат. Приятельница. Подружка. "Скажите, девушки, подружке вашей…"
    Потом Маришка снова появилась, растерянная и встрепанная, и сразу же, не садясь, налила себе минералки и жадно выпила.
     — Ну и ну, — сказала она и опустилась на ближайший стул.
    Андрей произнес с недурным французским прононсом:
     — Monsieur Christoforoff va s"animaliser.
    Кто понял — промолчал, кто не понял — тем более. А Вельзевул осведомился деловито:
     — Уложили?
     — Там с ним Матвей… — ответила Маришка невпопад. — Ребята, он так долго не протянет, надо что-то делать, честное слово. Богдан, ты не хочешь им заняться?
     — Нет, — сказал Богдан так резко, что все сразу же замолчали и теперь смотрели на него. Даже Тенгиз. Даже опекуемый Вова.
     — Извини меня, конечно, но почему? — спросила Маришка беспомощно. — Это же сейчас — совершенно очевидно — твой клиент.


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь