Братья Стругацкие

Романы > Стажеры > страница 49

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59,

    — Что с тобой, Юрик? — воскликнул Михаил Антонович.
    Выглядел Юра предосудительно. Левый глаз был залит красно-синим синяком, нос деформировался, губы распухли и почернели. Левую руку он держал несколько на весу, пальцы правой были облеплены пластырями. Спереди на куртке виднелись наспех замытые темные пятна.
    — Я дрался, — хмуро ответил Юра.
    — С кем вы дрались, стажер?
    — Я дрался со Свирским.
    — Кто это?
    — Это один молодой астрофизик на обсерватории, — нетерпеливо пояснил Юрковский. — Почему вы подрались, кадет?
    — Он оскорбил девушку, — сказал Юра. Он глядел прямо в глаза Жилину. — Я потребовал, чтобы он извинился.
    — Ну?
    — Ну, и мы подрались.
    Жилин едва заметно одобрительно кивнул. Юрковский встал, прошелся по каюте и остановился перед Юрой, глубоко засунув руки в карманы халата.
    — Я так понимаю, кадет, — сказал он холодно, — что вы устроили в обсерватории мерзкий дебош.
    — Нет, — сказал Юра.
    — Вы избили сотрудника обсерватории.
    — Да, — сказал Юра. — Но я не мог иначе. Я должен был заставить его извиниться.
    — Заставил? — быстро спросил Жилин.
    Юра поколебался немного, затем сказал уклончиво:
    — В общем он извинился. Потом.
    Юрковский раздраженно сказал:
    — А, черт, при чем тут это, Иван!
    — Извините, Владимир Сергеевич, — смиренно сказал Иван.
    Юрковский снова повернулся к Юре.
    — Все равно это был дебош, — сказал он. — Так это выглядит, во всяком случае. Послушайте, кадет, я охотно верю, что вы действовали из самых лучших побуждений, но вам придется извиниться.
    — Перед кем? — сейчас же спросил Юра.
    — Во-первых, разумеется, перед Свирским.
    — А во-вторых?
    — Во-вторых, вы должны будете извиниться перед директором обсерватории.
    — Нет! — сказал Юра.
    — Придется.
    — Нет.
    — Что значит — нет? Вы устроили драку в его обсерватории. Это отвратительно. И вы отказываетесь извиниться?
    — Я не стану извиняться перед подлецом, — ровным голосом сказал Юра.
    — Молчать, стажер! — проревел Быков.
    Воцарилось молчание. Михаил Антонович горестно вздыхал и качал головой. Юрковский с изумлением глядел на Юру.
    Жилин вдруг оттолкнулся от стены, подошел к Юре и положил руку ему на плечо.
    — Простите, Алексей Петрович, — сказал он. — Мне кажется, надо дать Бородину рассказать все по порядку.
    — А кто ему мешает? — сердито сказал Быков. Было видно, что он очень недоволен всем происходящим.
    — Рассказывай, Юра, — сказал Жилин.
    — Что тут рассказывать? — тихо начал Юра. Затем он закричал: — Это надо видеть! И слышать! Этих дураков надо немедленно спасать! Вы говорите — обсерватория, обсерватория! А это притон! Здесь люди плачут, понимаете? Плачут!
    — Спокойно, кадет, — сказал Юрковский.
    — Я не могу спокойно! Вы говорите извиняться… Я не стану извиняться перед инквизитором! Перед мерзавцем, который науськивает дураков друг на друга и на девушку! Куда вы смотрите, генеральный инспектор? Все это заведение пора давно эвакуировать на Землю, они скоро на четвереньки станут, начнут кусаться!
    — Успокойся и расскажи по порядку, — сказал Жилин.
    И Юра рассказал. Как он встретился с Зиной Шатровой, и как она плакала, и как он понял, что необходимо вмешаться немедленно, и он начал со Свирского, который до того оброс шерстью, что верил всяким гадостям о любимой девушке. Как он заставил Аверина со Свирским "поговорить по душам", и как выяснилось, что Свирский никогда не называл Аверина бездарью и подхалимом, и что Аверин даже не подозревал, что его неоднократно выводили ночью из комнаты Зины. Как отобрали у контролера Дитца гитару и узнали, что он никогда не распускал слухов про Базанова и Таню Оленину… И как сразу обнаружилось, что все это проделки Кравца и что Шершень не может не знать о них, и он-то и есть главный негодяй…
    — Ребята прислали меня к вам, Владимир Сергеевич, чтобы вы что-нибудь сделали. И вы лучше что-нибудь сделайте, иначе они сами сделают… Они уже готовы.
    Юрковский сидел в кресле за столом, и лицо у него было такое старое и жалкое, что Юра остановился и растерянно оглянулся на Жилина. Но Жилин опять еле заметно кивнул.
     — За эти слова вы тоже ответите, — процедил сквозь зубы Шершень.
    — Замолчи! — закричал маленький смуглый Аверин, сидевший рядом с Юрой. — Не смей перебивать! Товарищи, как он смеет все время перебивать?
    Юрковский переждал шум и продолжил:
    — Все это до того омерзительно, что я вообще исключал возможность такого явления, и понадобилось вмешательство постороннего человека, мальчишки, чтобы… Да. Омерзительно. Я не ждал этого от вас, молодые. Как это оказалось просто — вернуть вас в первобытное состояние, поставить вас на четвереньки три года, один честолюбивый маньяк и один провинциальный интриган. И вы согнулись, озверели, потеряли человеческий облик. Молодые, веселые, честные ребята… Какой стыд!
    Юрковский сделал паузу и оглядел астрономов. Все это сейчас зря, подумал он. Им не до меня. Они сидели кучкой и с ненавистью смотрели на Шершня и Кравца.
    — Ладно. Нового директора вам пришлют с Титана. Два дня можете митинговать и думать. Думайте. Вы, бедные и слабые, вам говорю: думайте! А сейчас идите.
    Они поднялись и, понурившись, пошли из кабинета. Шершень тоже встал и, нелепо качаясь на магнитных башмаках, подошел к Юрковскому вплотную.
    — Это самоуправство, — сипло сказал он. — Вы нарушаете работу обсерватории.
    Юрковский гадливо отстранил его.
    — Слушайте, Шершень, — сказал он. — На вашем месте я бы застрелился.