1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59,
— Уверен, — сказал Рыбкин. — Там огромное гнездо пиявок, Наташа. Там под холмом огромная каверна. И она, наверное, имеет сообщение с другими пустотами под почвой. Хотя я этих ходов не нашел.
Наташа с ужасом на него посмотрела. Краулер вильнул. Справа из-за барханов открылась обсерватория. На наблюдательной площадке стоял длинный, как жердь, Матти и махал рукой. Феликс вежливо помахал в ответ. Купола и здания Теплого Сырта скрылись за близким горизонтом.
— Неужели вы их не боитесь? — спросила Наташа.
— Боюсь, — сказал Феликс. — Иногда, Наташа, просто до тошноты страшно бывает. Вы бы посмотрели, какие у них пасти. Только они еще более трусливы.
— Знаете что, Феликс, — сказала Наташа, глядя прямо перед собой, — Матти говорит, что вы странный человек. Я тоже думаю, что вы очень странный человек.
Феликс засмеялся.
— Вы мне льстите, — сказал он. — Вам, конечно, кажется странным, что я всегда прихожу к вам на обсерваторию поздним вечером только для того, чтобы выпить кофе. Но я не могу приходить днем. Днем я занят. Да и вечером я почти всегда занят. А когда у меня бывает свободное время, я прихожу к вам.
Наташа почувствовала, что начинает краснеть. Но краулер был уже у подножия плоского холма, того самого, который изображался на ареографических картах искривленным овалом с отметкой 211. На вершине холма, среди неровных серых глыб уже копошились люди.
Наташа поставила краулер подальше от песчаных танков и выключила двигатель. Феликс стоял внизу, серьезно глядя на нее и протянув руку.
— Не надо, спасибо, — пробормотала Наташа, но на руку все-таки оперлась.
Они пошли среди развалин Старой Базы. Странные это были развалины: по ним никак нельзя было понять, каков первоначальный вид или хотя бы план сооружения. Проломленные купола на шестигранных основах, обвалившиеся галереи, штабеля растрескавшихся цементных блоков. Все это густо поросло марсианской колючкой и потонуло в пыли и песке. Кое-где под серыми сводами зияли темные провалы. Некоторые из них вели куда-то в глубокий, непроглядный мрак.
Над развалинами стоял гомон голосов.
— Еще одна каверна! Тут никакого цемента не хватит!
— Что за идиотская планировка!
— А что вы хотите от Старой Базы?
— Колючек-то, колючек! Как на солончаке…
— Вилли, не лезьте туда!
— Там пусто, никого нет…
— Товарищи, начинайте же съемку в конце концов.
— Доброе утро, Володя! Давно уже начали…
— Смотрите, а здесь следы ботинок!
— Да, кто-то здесь бывает… Вон еще…
— Следопыты, наверное…
Наташа посмотрела на Феликса. Феликс кивнул.
— Это я, — сказал он.
Он вдруг остановился, присел на корточки и стал что-то разглядывать.
— Вот, — сказал он. — Посмотрите, Наташа.
Наташа наклонилась. Из трещины в цементе свисал толстый стебель колючки с крошечным цветком на конце.
— Какая прелесть! — сказала она. — А я и не знала, что колючка цветет. Красиво как — красное с синим…
— Колючка дает цветок очень редко, — медленно сказал Феликс. — Известно, что она цветет раз в пять марсианских лет.
— Нам повезло, — сказала Наташа.
— Каждый раз, когда цветок осыпается, на его место выступает новый побег, а там, где был цветок, остается блестящее колечко. Такое вот, видите?
— Интересно, — сказала Наташа. — Значит, можно подсчитать, сколько колючке лет… Раз… Два… Три… Четыре…
Она остановилась и посмотрела на Феликса.
— Тут восемь ободков, — сказала она неуверенно.
— Да, — сказал Феликс. — Восемь. Цветок — девятый. Этой трещине в цементе восемьдесят земных лет.
— Не понимаю, — сказала Наташа и вдруг поняла. — Значит, это не наша база? — сказала она шепотом.
— Не наша, — сказал Феликс и выпрямился.
— Вы об этом знали! — сказала Наташа.
— Да, мы об этом знаем, — сказал Феликс. — Это здание строили не люди. Это не цемент. Это не просто холм. И пиявки не зря нападают на двуногих прямостоящих.
Наташа несколько секунд глядела на него, а затем повернулась и закричала во весь голос:
— Товарищи! Сюда! Скорее! Все сюда! Смотрите! Смотрите, что здесь есть! Сюда!
Кабинет директора системы Теплый Сырт был набит до отказа. Директор вытирал лысину платком и ошалело мотал головой. Ареолог Ливанов, утратив сдержанность и корректность, орал, надсаживаясь, стараясь перекрыть шум:
— Это просто уму непостижимо! Теплый Сырт существует шесть лет. За шесть лет не разобрались, что здесь наше и что не наше. Никому и в голову не пришло поинтересоваться Старой Базой!..
— А что там интересоваться! — кричал Азизбеков. — Я двадцать раз проезжал мимо. Развалины как развалины. Разве мало развалин оставили после себя первопоселенцы?
— А я там был года два назад! Смотрю, валяется ржавая гусеница от краулера. Посмотрел и поехал дальше.
— А сейчас она там валяется?
— Да что там говорить? Посередине Базы стоит с незапамятных времен тригонометрический знак. Тоже, может быть, марсиане ставили?
— Следопыты просто опозорились, срам на них смотреть!
— Ну почему? Это они же и открыли!
Начальник группы Следопытов Опанасенко, прибывший всего несколько минут назад, огромный, широкий, ухмыляющийся, обмахивался сложенной картой и что-то говорил директору. Директор мотал головой.
К столу пробирался, наступая всем на ноги, Пучко. Борода у него была взъерошенная, очки он держал высоко над головой.
— Потому что в системе творится тихий бедлам! — фальцетом закричал он. — Скоро ко мне будут приходить марсиане и просить, чтобы я им починил танк или там краулер, и я им буду чинить! У меня уже были случаи, когда приходят незнакомые люди и просят починить! Потому что я вижу — по городу ходят какие-то неизвестные люди! Я не знаю, откуда они приходят, и я не знаю, куда они уходят! А может быть, они приходят со Старой Базы и уходят на Старую Базу!
Шум в кабинете внезапно затих.
— Может быть, вы хотите пример — пожалуйста! Один такой гражданин сидит здесь с нами с утра! Я о вас говорю, товарищ!
Пучко ткнул очками в сторону Феликса Рыбкина. Кабинет взорвался хохотом. Опанасенко сказал гулким басом:
— Ну-ну, Захар, это же мой Рыбкин.
Феликс покачал головой, почесал в затылке и искоса поглядел на Наташу.
— Ну и что же, что Рыбкин? — закричал Пучко. — А я откуда знаю, что он Рыбкин? Вот я и говорю, нужно, чтобы всех знали… — он махнул рукой и полез на свое место.
Директор встал и громко постучал карандашом по столу.
— Хватит, хватит, товарищи, — строго сказал он. — Повеселились, и хватит. Открытие, которое сделали Следопыты, представляет огромный интерес, но мы собрались не для этого. Схема Старой Базы у нас теперь есть. Облаву начнем через три дня. Приказ на облаву будет отдан сегодня вечером. Предварительно сообщаю, что начальником группы облавы назначается Опанасенко, а его заместителем — Ливанов. А теперь прошу всех, кроме моих заместителей покинуть кабинет и разойтись по рабочим местам.
В кабинете была только одна дверь в коридор, и кабинет пустел медленно. В дверях вдруг образовалась пробка.
— Радиограмма директору! — закричал кто-то.
— Передайте по рукам!
Сложенный листок бумаги поплыл над головами. Директор, споривший о чем-то с Опанасенко, взял и развернул его. Наташа увидела, как он побледнел, а потом покраснел. — Что случилось? — пробасил Опанасенко.
— С ума сойти можно, — сказал директор с отчаянием. Завтра сюда прибывает Юрковский.
— Володя? — сказал Опанасенко. — Это хорошо!
— Кому Володя, — с тихим отчаянием сказал директор, — а кому генеральный директор Международного управления космических сообщений.
Директор еще раз перечитал радиограмму и вздохнул.
© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких