Романы > Стажеры > страница 31

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59,


    — Я не об этом, — нетерпеливо сказал Юрковский. — Известно ли вам, что на Эйномии уже три года функционирует единственная в мире физическая станция по исследованию гравитации?
    — А как же, — сказал Михаил Антонович. — Ведь там же…
    — Люди работают в исключительно сложных условиях, — продолжал Юрковский с воодушевлением. Быков пристально смотрел на него. — Двадцать пять человек, крепкие, как алмазы, умные, смелые, я бы сказал даже — отчаянно смелые! Цвет человечества! Вот прекрасный случай познакомить мальчишку с настоящей жизнью!
    Быков молчал. Михаил Антонович сказал озабоченно:
    — Очень славная мысль, Володенька, но это…
    — И как раз сейчас они собираются проводить интереснейший эксперимент. Они изучают распространение гравитационных волн. Вы знаете, что такое смерть-планета? Скалистый обломок, который в нужный момент целиком превращается в излучение! Чрезвычайно поучительное зрелище!
    Быков молчал. Молчал и Михаил Антонович.
    — Увидеть настоящих людей в процессе настоящей работы разве это не прекрасно?
    Быков молчал.
    — Я думаю, это будет очень полезно нашему стажеру, — сказал Юрковский и добавил тоном ниже: — Даже я не отказался бы посмотреть. Меня давно интересуют условия работы смерть-планетчиков.
    Быков, наконец, заговорил.
    — Что ж, — сказал он. — Действительно, небезынтересно.
    — Уверяю тебя, Алексей! — воскликнул Юрковский. — Я думаю, мы зайдем туда, не так ли?
    — М-да, — неопределенно пробормотал Быков.
    — Ну, вот и прекрасно, — сказал Юрковский. — Он посмотрел на Быкова и спросил: — Тебя что-то смущает, Алексей?
    — Меня смущает вот что, — сказал Быков. — В моем маршруте есть Марс. В маршруте есть Бамберга с этими паршивыми копями. Есть несколько спутников Сатурна. Есть система Юпитера. И еще кое-что. Одного там нет. Эйномии там нет.
    — Н-ну, как тебе сказать… — опустив глаза и барабаня пальцами по столу, сказал Юрковский. — Будем считать, что это недосмотр управления, Алеша.
    — Придется тебе, Владимир, посетить Эйномию в следующий раз.
    — Позволь, позволь, Алеша… Э-э… Все-таки я генеральный инспектор, я могу отдать приказ, сказать… э-э… во изменение маршрута…
    — Вот сразу бы и отдал. А то морочит мне голову воспитательными задачами.
    — Н-ну, воспитательные задачи, конечно, тоже… да.
    — Штурман, — сказал Быков, — генеральный инспектор приказывает изменить курс. Рассчитайте курс на Эйномию.
    — Слушаюсь, — сказал Михаил Антонович и озабоченно посмотрел на Юрковского. — Ты знаешь, Володенька, горючего у нас маловато. Эйномия — это крючок… Ведь два раза тормозить придется. И один раз разгоняться. Тебе бы неделю назад об этом сказать.
    Юрковский гордо выпрямился.
    — Э-э… вот что, Михаил. Есть тут автозаправщики поблизости?
    — Есть, как не быть, — сказал Михаил Антонович.
    — Будет горючее, — сказал Юрковский.
    — Будет горючее — будет и Эйномия, — сказал Быков, встал и пошел к своему креслу. — Ну, мы с Мишей стол накрывали, а ты, генеральный инспектор, прибери.
    — Вольтерьянцы, — сказал Юрковский и стал прибирать со стола. Он был очень доволен своей маленькой победой. Быков мог бы и не подчиниться. У капитана корабля, который вез генерального инспектора, тоже были большие полномочия.
     Физическая обсерватория "Эйномия" двигалась вокруг солнца приблизительно в той точке, где когда-то находился астероид Эйномия. Гигантская скала диаметром в двести километров была за последние несколько лет почти полностью истреблена в процессе экспериментов. От астероида остался только жиденький рой сравнительно небольших обломков да семисоткилометровое облако космической пыли, огромный серебристый шар, уже слегка растянутый приливной силой. Сама физическая обсерватория мало отличалась от тяжелых искусственных спутников Земли: это была система торов, цилиндров и шаров, связанных блестящими тросами, вращающихся вокруг общей оси. В лаборатории работали двадцать семь физиков и астрофизиков, "крепкие, как алмаз, умные, смелые" и зачастую "отчаянно смелые". Самому младшему из них было двадцать пять лет, самому старшему — тридцать четыре.
    Экипаж "Эйномии" занимался исследованием космических лучей, экспериментальными проверками единых теорий поля, вакуумом, сверхнизкими температурами, экспериментальной космогонией. Все небольшие астероиды в радиусе двадцати мегаметров от "Эйномии" были объявлены смерть-планетами: они либо были уже уничтожены, либо подлежали уничтожению. В основном этим занимались космогонисты и релятивисты <физики, разрабатывающие теорию относительности>. Истребление маленьких планеток производилось по-разному. Их обращали в рой щебня, или в тучу пыли, или в облако газа, или во вспышку света. Их разрушали в естественных условиях и в мощном магнитном поле, мгновенно и постепенно, растягивая процесс на декады и месяцы. Это был единственный в солнечной системе космогонический полигон, и если возлеземные обсерватории обнаруживали теперь вспыхнувшую новую звезду со странными линиями в спектре, то прежде всего вставал вопрос: где находилась в этот момент "Эйномия" и не в районе ли "Эйномии" вспыхнула новая звезда? Международное управление космических сообщений объявило зону "Эйномии" запретной для всех рейсовых планетолетов.
    "Тахмасиб" затормозил у "Эйномии" за два часа до начала очередного эксперимента. Релятивисты собирались превратить в излучение каменный обломок величиной с Эверест и с массой, определенной с точностью до нескольких граммов. Очередная смерть-планета двигалась на периферии полигона. Туда уже были посланы десять космоскафов с наблюдателями и приборами, и на обсерватории остались всего два человека — начальник и дежурный диспетчер.
    Дежурный диспетчер встретил Юрковского и Юру у кессона. Это был долговязый, очень бледный, веснушчатый человек. Глаза у него были бледно-голубые и равнодушные.
    — Э… здравствуйте, — сказал Юрковский. — Я Юрковский, генеральный инспектор МУКСа.
    По всей видимости, голубоглазому человеку было не впервой встречать генеральных инспекторов. Он спокойно, не торопясь оглядел Юрковского и сказал:
    — Что ж, заходите.
    Голубоглазый спокойно повернулся спиной к Юрковскому и, клацая магнитными подковами, пошел по коридору.
    — Постойте! — вскричал Юрковский. — А где здесь… э-э… начальник?
    Голубоглазый, не оборачиваясь, сказал:
    — Я вас веду. Юрковский и Юра поспешили за ним. Юрковский вполголоса приговаривал:
    — Странные, однако… э-э… порядки. Удивительные…
    Голубоглазый открыл в конце коридора круглый люк и полез в него. Юрковский и Юра услышали:
    — Костя, к тебе пришли…
    Было слышно, как кто-то кричал звонким веселым голосом:
    — Шестой! Сашка! Куда ты лезешь, безумный? Пожалей своих детей! Отойти на сто километров, ведь там опасно! Третий! Третий! Тебе ж русским языком было сказано! Держись в створе со мной! Шестой, не ворчи на начальство! Начальство проявило заботу, а ему уже нудно!..
    Юрковский и Юра пролезли в небольшую комнату, плотно уставленную приборами. Перед вогнутым экраном висел сухощавый, очень смуглый парень лет тридцати, в синих брюках со складкой и в белой рубашке с черным галстуком.
    — Костя, — позвал голубоглазый и замолчал.
    Костя повернул к вошедшим веселое красивое лицо с горбатым носом, несколько секунд рассматривал их, изысканно поздоровался, затем снова отвернулся к экрану. На экране медленно перемещались по линиям координатной сетки несколько ярких разноцветных точек.


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь