Романы > Стажеры > страница 30

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59,

Глава 8. Эйномия. Смерть-планетчики


    — Стажер Бородин, — сказал Быков, складывая газету, — пора спать, стажер.
    Юра встал, закрыл книжку и, немного поколебавшись, сунул ее в шкаф. Не буду сегодня читать, подумал он. Надо, наконец, выспаться.
    — Спокойной ночи, — сказал он.
    — Спокойной ночи, — ответил Быков и развернул очередную газету.
    Юрковский, не отрываясь от бумаг, небрежно сделал ручкой. Когда Юра вышел, Юрковский спросил:
    — Как ты думаешь, Алексей, что он еще любит?
    — Кто?
    — Наш кадет. Я знаю, что он любит и умеет вакуумно варить. Я видел на Марсе. А вот что он еще любит?
    — Девушек, — сказал Быков.
    — Не девушек, а девушку. У него есть фотография девушки.
    — Я не знал.
    — Можно было догадаться. В двадцать лет, отправляясь в дальний поход, все берут с собой фотографии и потом не знают, что с ними делать. В книгах говорится, что на эти фотографии нужно смотреть украдкой и чтобы при этом глаза были полны слез или уж, во всяком случае, затуманивались. Только на это никогда не хватает времени. Или еще чего-нибудь, более важного. Но вернемся к нашему стажеру.
    Быков отложил газету, снял очки и посмотрел на Юрковского.
    — Ты уже кончил дела на сегодня? — спросил он.
    — Нет, — сказал Юрковский с раздражением. — Не кончил и не желаю о них говорить. От этой идиотской канцелярщины у меня распухла голова. Я желаю рассеяться. Можешь ты ответить на мой вопрос?
    — На этот вопрос лучше всего тебе ответит Иван, — сказал Быков. — Он с ним все время возится.
    — Но поскольку Ивана здесь нет, я спрашиваю тебя. Кажется, совершенно ясно.
    — Не волнуйся так, Володя, печенка заболит. Наш стажер еще просто мальчик. Умелые руки, а любить он ничего особенно не любит, потому что ничего не знает. Алексея Толстого он любит. И Уэллса. А Голсуорси ему скучен, и "Дорога дорог" ему скучна. Еще он любит Жилина и не любит одного бармена в Мирза-Чарле. Мальчишка он еще. Почка.
    — В его возрасте, — сказал Юрковский, — я очень любил сочинять стихи. Я мечтал стать писателем. А потом я где-то прочитал, что писатели чем-то похожи на покойников: они любят, когда о них либо говорят хорошо, либо ничего не говорят… Да. К чему я это все?
    — Не знаю, — сказал Быков. — По-моему, ты просто отлыниваешь от работы.
    — Нет-нет, позволь… Да! Меня интересует внутренний мир нашего стажера.
    — Стажер есть стажер, — сказал Быков.
    — Стажер стажеру рознь, — возразил Юрковский. — Ты тоже стажер, и я стажер. Мы все стажеры на службе у будущего. Старые стажеры и молодые стажеры. Мы стажируемся всю жизнь, каждый по-своему. А когда мы умираем, потомки оценивают нашу работу и выдают диплом на вечное существование.
    — Или не выдают, — задумчиво сказал Быков, глядя в потолок. — Как правило, к сожалению, не выдают.
    — Ну что же, это наша вина, а не наша беда. Между прочим, знаешь, кому всегда достается диплом?
    — Да?
    — Тем, кто воспитывает смену. Таким, как Краюхин.
    — Пожалуй, — сказал Быков. — И вот что интересно: эти люди, не в пример многим иным, нимало не заботятся о дипломах.
    — И напрасно. Меня вот всегда интересовал вопрос: становимся ли мы лучше от поколения к поколению? Поэтому я и заговорил о кадете. Старики всегда говорят: "Ну и молодежь нынче пошла. Вот мы были!"
    — Это говорят очень глупые старики, Владимир. Краюхин так не говорил.
    — Краюхин просто не любил теории. Он брал молодых, кидал их в печку и смотрел, что получится. Если не сгорали, он признавал в них равных.
    — А если сгорали?
    — Как правило, мы не сгорали.
    — Ну вот, ты и ответил на свой вопрос, — сказал Быков и снова взялся за газету. — Стажер Бородин сейчас на пути в печку, в печке он, пожалуй, не сгорит, через десять лет ты с ним встретишься, он назовет тебя старой песочницей, и ты, как честный человек, с ним согласишься.
    — Позволь, — возразил Юрковский, — но ведь на нас тоже лежит какая-то ответственность. Мальчика нужно чему-то учить!
    — Жизнь научит, — коротко сказал Быков из-за газеты.
    В кают-компанию вошел Михаил Антонович в пижаме, в шлепанцах на босу ногу, с большим термосом в руке.
    — Добрый вечер, мальчики, — сказал он. — Что-то мне захотелось чайку.
    — Чаек — это неплохо, — оживился Быков.
    — Чаек так чаек, — сказал Юрковский и стал собирать свои бумаги.
    Капитан и штурман накрыли на стол, Михаил Антонович разлил варенье в розетки, а Быков налил всем чаю.
    — А где Юрик? — спросил Михаил Антонович.
    — Спит, — ответил Быков.
    — А Ванюша?
    — На вахте, — терпеливо ответил Быков.
    — Ну и хорошо, — сказал Михаил Антонович. Он отхлебнул чаю, зажмурился и добавил: — Никогда, мальчики, не соглашайтесь писать мемуары. Такое нудное занятие, такое нудное!
    — А ты побольше выдумывай, — посоветовал Быков.
    — Как это?
    — А как в романах. "Юная марсианка закрыла глаза и потянулась ко мне полуоткрытыми устами. Я страстно и длинно обнял ее".
    — "Всю", — добавил Юрковский.
    Михаил Антонович зарделся.
    — Ишь, закраснелся, старый хрыч, — сказал Юрковский. — Было дело, Миша?
    Быков захохотал и поперхнулся чаем.
    — Фу! — сказал Михаил Антонович. — Фу на вас! — Он подумал и заявил вдруг: — А знаете что, мальчики? Плюну-ка я на эти мемуары. Ну что мне сделают?
    — Ты нам вот что объясни, — сказал Быков. — Как повлиять на Юру?
    Михаил Антонович испугался.
    — А что случилось? Он нашалил что-нибудь?
    — Пока нет. Но вот Владимир считает, что на него нужно влиять.
    — Мы, по-моему, и так на него влияем. От Ванюши он не отходит, а тебя, Володенька, просто боготворит. Раз двадцать уже рассказывал, как ты за пиявками в пещеру полез.
    Быков поднял голову.
    — За какими это пиявками? — спросил он.
    Михаил Антонович виновато заерзал.
    — А, это легенды, — сказал Юрковский, не моргнув глазом. — Это было еще… э-э… давно. Так вот вопрос: как нам влиять на Юру? Мальчику представился единственный в своем роде шанс посмотреть мир лучших людей. С нашей стороны было бы просто… э-э…
    — Видишь ли, Володенька, — сказал Михаил Антонович. — Ведь Юра очень славный мальчик. Его очень хорошо воспитали в школе. В нем уже заложен… Как бы это сказать… Фундамент хорошего человека. Ведь пойми, Володенька, Юра уже никогда не спутает хорошее с плохим…
    — Настоящего человека, — веско сказал Юрковский, — отличает широкий кругозор.
    — Правильно, Володенька, — сказал Михаил Антонович. — Вот и Юрик…
    — Настоящего человека формируют только настоящие люди, работники, и только настоящая жизнь, полнокровная и нелегкая.
    — Но ведь и наш Юрик…
    — Мы должны воспользоваться случаем и показать Юрию настоящих людей в настоящей, нелегкой жизни.
    — Правильно, Володенька, и я уверен, что Юрик…
    — Извини, Михаил, я еще не кончил. Вот завтра мы пройдем до смешного близко от Эйномии. Вы знаете, что такое Эйномия?
    — А как же? — сказал Михаил Антонович. — Астероид, большая полуось — две и шестьдесят четыре астрономических единицы, эксцентриситет…


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь