| Братья Стругацкие
Романы > Понедельник начинается в субботу > страница 44
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56,
— Хорошо, — сказал я. — Еще? — Выражался… — Вот странно, — подал голос Саня Дрозд. — Я с этим Брутом работал в кинобудке. Парень как парень. Нормальный… — Ну? — сказал я. — Ну и все. — Ты рифму можешь дать на "Брут"? — спросил я. — Прут. — Уже было, — сказал я. — Сопрут. — Да нет. Прут. Палка такая, которой секут. Стелла сказала с выражением: — Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите Брута там и тут. — Не годится, — сказал Дрозд. — Пропаганда телесных наказаний. — Помрут, — сказал я. — Или просто — мрут. — Товарищ, пред тобою Брут, сказала Стелла. — От слов его все мухи мрут. — Это от ваших стихов все мухи мрут, — сказал Дрозд. — Ты заголовок написал? — спросил я. — Нет, — сказал Дрозд кокетливо. — Вот и займись. — Позорят славный институт, — сказала Стелла, — такие пьяницы, как Брут. — Это хорошо, — сказал я. — Это мы дадим в конец. Запиши. Это будет мораль, свежая и оригинальная. — Чего же в ней оригинального? — спросил простодушный Дрозд. Я не стал с ним разговаривать. — Теперь надо описать, — сказал я, — как он хулиганил. Скажем так. Напился пьян, как павиан, за словом не полез в карман, был человек, стал хулиган. — Ужасно, — сказала Стелла с отвращением. Я подпер голову руками и стал смотреть на карикатуру. Дрозд, оттопырив зад, водил кисточкой по ватману. Ноги его в предельно узких джинсах были выгнуты дугой. Меня осенило. — Коленками назад! — сказал я. — Песенка! — "Сидел кузнечик маленький коленками назад", — сказала Стелла. — Точно, — сказал Дрозд, не оборачиваясь. — И я ее знаю. "Все гости расползалися коленками назад", — пропел он. — Подожди, подожди, — сказал я. Я чувствовал вдохновение. — Дерется и бранится он, и вот вам результат: влекут его в милицию коленками назад. — Это ничего, — сказала Стелла. — Понимаешь? — сказал я. — Еще пару строф, и чтобы везде был рефрен "коленками назад". Упился сверх кондиции… Погнался за девицею… Что-нибудь вроде этого. — Отчаянно напился он, — сказал Стелла. — Сам черт ему не брат. В чужую дверь вломился он коленками назад. — Блеск! — сказал я. — Записывай. А он вламывался? — Вламывался, вламывался. — Отлично! — сказал я. — Ну, еще одну строфу. — Погнался за девицею коленками назад, — сказала Стелла задумчиво. — Первую строчку нужно… — Амуниция, — сказал я. — Полиция. Амбиция. Юстиция. — Ютится он, — сказала Стелла. — Стремится он. Не бриться и не мыться… — Он, — добавил Дрозд. — Это верно. Это у вас получилась художественная правда. Сроду он не брился и не мылся. — Может, вторую строчку придумаем? — предложила Стелла. — Назад — аппарат — автомат… — Гад, — сказал я. Рад. — Мат, — сказал Дрозд. — Шах, мол, и мат. Мы опять долго молчали, бессмысленно глядя друг на друга и шевеля губами. Дрозд постукивал кисточкой о края чашки с водой. — Играет и резвится он, — сказал я наконец, — ругаясь, как пират. Погнался за девицею коленками назад. — Пират — как-то… — сказала Стелла. — Тогда: сам черт ему не брат. — Это уже было. — Где?.. Ах да, действительно было. — Как тигра полосат, — предложил Дрозд. Тут послышалось легкое царапанье, и мы обернулись. Дверь в лабораторию Януса Полуэктовича медленно отворялась. — Смотри-ка! — изумленно воскликнул Дрозд, застывая с кисточкой в руке. В щель вполз маленький зеленый попугай с ярким красным хохолком на макушке. — Попугайчик! — воскликнул Дрозд. — Попугай! Цып-цып-цып-цып… Он стал делать пальцами движения, как будто крошил хлеб на пол. Попугай глядел на нас одним глазом. Затем он разинул горбатый, как нос у Романа, черный клюв и хрипло выкрикнул: — Р-реактор! Р-реактор! Надо выдер-ржать! — Какой сла-авный! — воскликнула Стелла. — Саня, поймай его… Дрозд двинулся было к попугаю, но остановился. — Он же, наверное, кусается, — опасливо произнес он. — Вон клюв какой. Попугай оттолкнулся от пола, взмахнул крыльями и как-то неловко запорхал по комнате. Я следил за ним с удивлением. Он был очень похож на того, вчерашнего. Родной единокровный брат-близнец. Полным-полно попугаев, подумал я. Дрозд отмахнулся кисточкой. — Еще долбанет, пожалуй, — сказал он. Попугай сел на коромысло лабораторных весов, подергался, уравновешиваясь, и разборчиво крикнул: — Пр-роксима Центавр-р-ра! Р-рубидий! Р-рубидий! Потом он нахохлился, втянул голову и закрыл глаза пленкой. По-моему, он дрожал. Стелла быстро сотворила кусок хлеба с повидлом, отщипнула корочку и поднесла ему под клюв. Попугай не реагировал. Его явно лихорадило, и чашки весов, мелко трясясь, позвякивали о подставку. — По-моему, он больной, — сказал Дрозд. Он рассеяно взял из рук Стеллы бутерброд и стал есть. — Ребята, — сказал я, — кто-нибудь видел раньше в институте попугаев? Стелла помотала головой. Дрозд пожал плечами. — Что-то слишком много попугаев за последнее время, — сказал я. — И вчера тоже… — Наверное, Янус экспериментирует с попугаями, — сказала Стелла. — Антигравитация или еще что-нибудь в этом роде… Дверь в коридор отворилась, и толпой вошли Роман Ойра-Ойра, Витька Корнеев, Эдик Амперян и Володя Почкин. В комнате стало шумно. Корнеев, хорошо выспавшийся и очень бодрый, принялся листать заметки и громко издеваться над стилем. Могучий Володя Почкин, как замредактора исполняющий в основном полицейские обязанности, схватил Дрозда за толстый загривок, согнул его пополам и принялся тыкать носом в газету, приговаривая: "Заголовок где? Где заголовок, Дроздилло?" Роман требовал от нас готовых стихов. А Эдик, не имевший к газете никакого отношения, прошел к шкафу и принялся с грохотом передвигать в нем разные приборы. Вдруг попугай заорал: "Овер-рсан! Овер-рсан"! — и все замерли. Роман уставился на попугая. На лице его появилось давешнее выражение, словно его только что осенила необычайная идея. Володя Почкин отпустил Дрозда и сказал: "Вот так штука, попугай!" Грубый Корнеев немедленно протянул руку, чтобы схватить попугая поперек туловища, но попугай вырвался, и Корнеев схватил его за хвост. — Оставь, Витька! — закричала Стелла сердито. — Что за манера — мучить животных? Попугай заорал. Все столпились вокруг него. Корнеев держал его, как голубя, Стелла гладила по хохолку, а Дрозд нежно перебирал перья в хвосте. Роман посмотрел на меня. — Любопытно, — сказал он. — Правда? — Откуда он здесь взялся, Саша? — вежливо спросил Эдик. Я мотнул головой в сторону лаборатории Януса. — Зачем Янусу попугай? — осведомился Эдик. — Ты это меня спрашиваешь? — сказал я. — Нет, это вопрос риторический, — серьезно сказал Эдик. — Зачем Янусу два попугая? — сказал я. — Или три, — тихонько добавил Роман. Корнеев обернулся к нам. — А где еще? — спросил он, с интересом озираясь.
|