Братья Стругацкие

Романы > Хромая судьба > страница 49

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82,

     — А все-таки, Голем, — сказал Виктор, понизив голос. — Это правда, что вы — коммунист?
     — Мне помнится, компартия у нас запрещена, — заметил Голем.
     — Господи, — сказал Виктор. — А какая партия у нас разрешена? Я же не о партии спрашиваю, а о вас…
     — Я, как видите, разрешен, — сказал Голем.
     — В общем, как хотите, — сказал Виктор. — Мне-то все равно. Но бургомистр… Впрочем, на бургомистра вам наплевать. А вот если дознается генерал Пферд…
     — Но мы же ему не скажем, — доверительно шепнул Голем. — Зачем генералу вдаваться в такие мелочи? Знает он, что есть лепрозорий, а в лепрозории — какой-то Голем, мокрецы какие-то, ну и ладно.
     — Странный генерал, — задумчиво сказал Виктор. — Генерал от лепрозория. Между прочим, с мокрецами у него, наверное, скоро будут неприятности. Я это чувствую повышенным чутьем художника. В нашем городе прямо-таки свет клином сошелся на мокрецах.
     — Если бы только в городе, — сказал Голем.
     — А в чем дело? Это же просто больные люди, и даже, кажется, не заразные.
     — Не хитрите, Виктор. Вы прекрасно знаете, что это не просто больные люди. Они даже заразны не совсем просто.
     — То есть?
     — То есть Тэдди вот, например, заразиться от них не может. И бургомистр не может, не говоря уже о полицмейстере. А кто-нибудь другой — может.
     — Вы, например.
    Голем взял бутылку, с удовольствием посмотрел ее на свет и разлил коньяк.
     — Я тоже не могу. Уже.
     — А я?
     — Не знаю. Вообще это — только моя гипотеза. Не обращайте внимания.
     — Не обращаю, — грустно сказал Виктор. — А чем они еще необыкновенны?
     — Чем они необыкновенны… — повторил Голем. — Вы могли сами заметить, Виктор, что все люди делятся на три большие группы. Вернее, на две большие и одну маленькую… Есть люди, которые не могут жить без прошлого, они целиком в прошлом, более или менее отдаленном. Они живут традициями, обычаями, заветами, они черпают в прошлом радость и пример. Скажем, господин президент. Что бы он делал, если бы у нас не было нашего великого прошлого? На что бы он ссылался и откуда бы он взялся вообще?.. Потом, есть люди, которые живут настоящим и знать не желают будущего и прошлого. Вот вы, например. Все представления о прошлом вам испортил господин президент, в какое бы прошлое вы ни заглянули, везде вам видится все тот же господин президент. Что же до будущего, то вы не имеете о нем ни малейшего представления и, по-моему, боитесь иметь… И, наконец, есть люди, которые живут будущим. В заметных количествах они появились недавно. От прошлого они совершенно справедливо не ждут ничего хорошего, а настоящее для них — это только материал для построения будущего, сырье… Да они, собственно, и живут-то уже в будущем… на островках будущего, которые возникли вокруг них в настоящем… — Голем, как-то странно улыбаясь, поднял глаза к потолку. — Они умны, — проговорил он с нежностью. — Они чертовски умны — в отличие от большинства людей. Они все как на подбор талантливы, Виктор. У них странные желания и полностью отсутствуют желания обыкновенные.
     — Обыкновенные желания — это, например, женщины…
     — В каком-то смысле — да.
     — Водка, зрелища?
     — Безусловно.
     — Страшная болезнь, — сказал Виктор. — Не хочу… И все равно непонятно… Ничего не понимаю. Ну, то, что умных людей сажают за колючую проволоку, — это я понимаю. Но почему их выпускают, а к ним не пускают…
     — А может быть, это не они сидят за колючей проволокой, а вы сидите.
    Виктор усмехнулся.
     — Подождите, — сказал он. — Это еще не все непонятное. При чем здесь, например, Павор? Ну ладно, меня не пускают, я — человек посторонний. Но должен же кто-то инспектировать состояние постельного белья и отхожих мест? Может быть, у вас там антисанитарные условия.
     — А если его интересуют не санитарные условия?
    Виктор в замешательстве посмотрел на Голема.
     — Вы опять шутите? — спросил он.
     — Опять нет, — ответил Голем.
     — Так он что, по-вашему, шпион?
     — Шпион — слишком емкое понятие, — возразил Голем.
     — Погодите, — сказал Виктор. — Давайте начистоту. Кто намотал проволоку и поставил охрану?
     — Ох уж эта проволока, — вздохнул Голем. — Сколько об нее было порвано одежды, а эти солдаты постоянно болеют поносом. Вы знаете лучшее средство от поноса? Табак с портвейном… Точнее, портвейн с табаком.
     — Ладно, — сказал Виктор. — Значит, генерал Пферд. Ага… — сказал он. — И этот молодой человек с портфелем… Вот оно что! Значит, это у вас просто военная лаборатория. Понятно… А Павор, значит, не военный. По другому, значит, ведомству. Или, может быть, он шпион не наш, иностранный?
     — Упаси бог! — сказал Голем с ужасом. — Этого нам еще не хватало…
     — Так… А он знает, кто этот парень с портфелем?
     — Думаю, да, — сказал Голем.
     — А этот парень знает, кто такой Павор?
     — Думаю, нет, — сказал Голем.
     — Вы ему ничего не сказали?
     — Какое мне дело?
     — И генералу Пферду не сказали?
     — И не подумал.
     — Это несправедливо, — произнес Виктор. — Надо сказать.
     — Слушайте, Виктор, — сказал Голем. — Я позволил вам болтать на эту тему только для того, чтобы вы испугались и не лезли в чужую кашу. Вам это совершенно ни к чему. Вы и так уже на заметке, вас могут погасить, вы даже пикнуть не успеете.
     — Меня испугать нетрудно, — сказал Виктор со вздохом. — Я напуган с детства. И все-таки я никак не могу понять: что им всем нужно от мокрецов?
     — Кому — им? — устало и укоризненно спросил Голем.
     — Павору. Пферду. Парню с портфелем. Всем этим крокодилам.
     — Господи, — сказал Голем. — Ну что в наше время нужно крокодилам от умных и талантливых людей? Я вот не понимаю, что вам от них нужно. Что вы лезете во все эти дела? Мало вам своих собственных неприятностей? Мало вам господина президента?
     — Много, — согласился Виктор. — Я сыт по горло.
     — Ну и прекрасно. Поезжайте в санаторий, возьмите с собой пачку бумаги… Хотите, я подарю вам пишущую машинку?
     — Я пишу по старой системе, — сказал Виктор. — Как Хемингуэй.
     — Вот и прекрасно. Я вам подарю огрызок карандаша. Работайте, любите Диану. Может быть, вам еще сюжет дать? Может быть, вы уже исписались?
     — Сюжеты рождаются из темы, — важно сказал Виктор. — Я изучаю жизнь.
     — Ради бога, — сказал Голем. — Изучайте жизнь сколько вам угодно. Только не вмешивайтесь в процессы.
     — Это невозможно, — возразил Виктор. — Прибор неизбежно влияет на картину эксперимента. Разве вы забыли физику? Ведь мы наблюдаем не мир как таковой, а мир плюс воздействие наблюдателя.
     — Вам уже один раз дали кастетом по черепу, а в следующий раз могут просто пристрелить.
     — Ну, — сказал Виктор, — во-первых, может быть, вовсе не кастетом, а кирпичом. А во-вторых — мало ли где мне могут дать по черепу. Мне в любой момент могут подвесить, так что же теперь — из номера не выходить?