Романы > Град обреченный > страница 62

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96,

2


    Когда они уселись за стол, Гейгер сказал Изе:
    — Угощайся, мой еврей. Угощайся, мой славный.
    — Я не твой еврей, — возразил Изя, наваливая себе на тарелку салат. — Я тебе сто раз уже говорил, что я — свой собственный еврей. Вот твой еврей, — он ткнул вилкой в сторону Андрея.
    — А томатного сока нет? — спросил брюзгливо Андрей, оглядывая стол.
    — Хочешь томатного? — спросил Гейгер. — Паркер! Томатный сок господину советнику!
    В дверях столовой возник рослый румяный молодец — личный адъютант президента, — малиново позванивая шпорами, приблизился к столу и с легким поклоном поставил перед Андреем запотевший графинчик с томатным соком.
    — Спасибо, Паркер, — сказал Андрей. — Ничего, я сам налью.
    Гейгер кивнул, и Паркера не стало.
    — Дрессировочка! — прошамкал Изя набитым ртом.
    — Славный парнишка, — сказал Андрей.
    — А вот у Манджуро за обедом водку подают, — сказал Изя.
    — Стукач! — сказал ему Гейгер с упреком.
    — Почему это? — удивился Изя.
    — Если Манджуро в рабочее время жрет водку, я должен его наказать.
    — Всех не перестреляешь, — сказал Изя.
    — Смертная казнь отменена, — сказал Гейгер. — Впрочем, точно не помню. Надо у Чачуа спросить…
    — А что случилось с предшественником Чачуа? — невинно осведомился Изя.
    — Это была чистая случайность, — сказал Гейгер. — Перестрелка.
    — Между прочим, отличный был работник, — заметил Андрей. — Чачуа свое дело знает, но шеф!.. Это был феноменальный человек.
    — Н-да, наломали мы тогда дров… — сказал Гейгер задумчиво. — Молодо-зелено…
    — Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Андрей.
    — Еще ничего не кончилось! — возразил Изя. — Откуда вы взяли, что все уже кончилось?
    — Ну, пальба-то, во всяком случае, кончилась, — проворчал Андрей.
    — Настоящая пальба еще и не начиналась, — объявил Изя. — Слушай, Фриц, на тебя были покушения?
    Гейгер нахмурился.
    — Что за идиотская мысль? Конечно, нет.
    — Будут, — пообещал Изя.
    — Спасибо, — сказал Гейгер холодно.
    — Будут покушения, — продолжал Изя, — будет взрыв наркомании. Будут сытые бунты. Хиппи уже появились, я о них и не говорю. Будут самоубийства протеста, самосожжения, самовзрывания… Впрочем, они уже есть.
    Гейгер и Андрей переглянулись.
    — Пожалуйста, — сказал Андрей с досадой. — Уже знает.
    — Интересно, откуда? — проговорил Гейгер, рассматривая Изю прищуренными глазами.
    — Что я знаю? — спросил Изя быстро. Он положил вилку. — Погодите-ка!.. А! Так, значит, это было самоубийство протеста? То-то я думаю — что за бред собачий? Взрывники какие-то пьяные с динамитом шляются… Вот оно что! А я, честно говоря, вообразил, что это — попытка покушения… Понятно… А кто это был на самом деле?
    — Некто Денни Ли, — сказал Гейгер, помолчав. — Андрей его знал.
    — Ли… — задумчиво проговорил Изя, рассеянно растирая по лацкану пиджака брызги майонеза. — Денни Ли… Подожди, он такой тощий… Журналист?
    — Ты его тоже знал, — сказал Андрей. — Помнишь, у меня в газете…
    — Да-да-да! — воскликнул Изя. — Правильно! Вспомнил.
    — Только ради бога, держи язык за зубами, — сказал Гейгер.
    Изя с обычной своей окаменевшей улыбкой взялся за бородавку на шее.
    — Вот это, значит, кто… — бормотал он. — Понятно… Понятно… Обложился, значит, взрывчаткой и вышел на площадь… Письма, наверное, разослал по всем газетам, чудак… Так-так-так… И что ты теперь намерен предпринять? — обратился он к Гейгеру.
    — Я уже предпринял, — сказал Гейгер.
    — Ну да, ну да! — нетерпеливо сказал Изя. — Все засекретил, дал официальное вранье, Румера спустил с цепи, — я не об этом. Что ты вообще об этом думаешь? Или ты полагаешь, что это случайность?
    — Н-нет. Я не полагаю, что это случайность, — медленно сказал Гейгер.
    — Слава богу! — воскликнул Изя.
    — А ты что думаешь? — спросил его Андрей.
    Изя быстро повернулся к нему.
    — А ты?
    — Я думаю, что во всяком порядочном обществе должны существовать свои маньяки. Денни был маньяк, это совершенно точно. У него был явный сдвиг на почве философии. И в Городе, он, конечно, не один такой..
    — А что он говорил? — жадно спросил Изя.
    — Он говорил, что ему скучно. Он говорил, что мы не нашли настоящую цель. Он говорил, что вся наша работа по повышению уровня жизни — чепуха и ничего не решает. Он много чего говорил, а сам ничего путного предложить не мог. Маньяк. Истерик.
    — А чего бы он, все-таки, хотел? — спросил Гейгер.
    Андрей махнул рукой.
    — Обычная народническая чушь. "Вынесет все и широкую, ясную…"
    — Не понимаю, — сказал Гейгер.
    — Ну, он полагал, что задача просвещенных людей — поднимать народ до своего просвещенного уровня. Но как за это взяться, он, конечно, не знал.
    — И поэтому убил себя?.. — с сомнением сказал Гейгер.
    — Я же тебе говорю — маньяк.
    — А твое мнение? — спросил Гейгер Изю.
    Изя не задумался ни на секунду.
    — Если маньяком, — сказал он, — называть человека, который бьется над неразрешимой проблемой, — тогда да, он был маньяк. И ты, — Изя ткнул пальцем в Гейгера, — это не поймешь. Ты относишься к людям, которые берутся только за разрешимые проблемы.
    — Положим, — сказал Андрей, — Денни был совершенно уверен, что его проблема разрешима.
    Изя отмахнулся от него.
    — Вы оба ни черта не понимаете, — объявил он. — Вот вы полагаете себя технократами и элитой. Демократ у вас — слово ругательное. Всяк сверчок да познает приличествующий ему шесток. Вы ужасно презираете широкую массу и ужасно гордитесь этим своим презрением. А на самом деле — вы настоящие, стопроцентные рабы этой массы! Все, что вы ни делаете, вы делаете для массы. Все, над чем вы ломаете голову, все это нужно в первую очередь именно массе. Вы живете для массы. Если бы масса исчезла, вы потеряли бы смысл жизни. Вы жалкие, убогие прикладники. И именно поэтому из вас никогда не получится маньяков. Ведь все, что нужно широкой массе, раздобыть сравнительно нетрудно. Поэтому все ваши задачи — это задачи, заведомо разрешимые. Вы никогда не поймете людей, которые кончают с собой в знак протеста…
    — Почему это мы не поймем? — с раздражением возразил Андрей. — Что тут, собственно, понимать? Конечно, мы делаем то, чего хочет подавляющее большинство. И мы этому большинству даем или стараемся дать все, кроме птичьего молока, которое, кстати, этому большинству и не требуется. Но всегда есть ничтожное меньшинство, которому нужно именно птичье молоко. Идея-фикс, понимаете ли, у них. Идея-бзик. Подавай им именно птичье молоко! Просто потому, что именно птичьего молока достать нельзя. Вот так и появляются социальные маньяки. Чего тут не понять? Или ты, действительно, считаешь, что все это быдло можно поднять до элитарного уровня?
    — Но обе мне речь, — сказал Изя, осклабляясь. — Я-то себя рабом большинства, сиречь слугой народа, не считаю. Я никогда на него не работал и не считаю себя ему обязанным…
    — Хорошо, хорошо, — сказал Гейгер. — Всем известно, что ты сам по себе. Вернемся к нашим самоубийствам. Ты полагаешь, значит, самоубийства будут, какую бы политику мы не проводили?


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь