1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16,
Ф е л и к с. Я ничего не понимаю в химии.
И в а н Д а в ы д о в и ч. В химии понимаю я! Мне не нужен человек, который понимает в химии. Мне нужен человек, который понимает в идеях. Я устал быть один. Мне нужен собеседник, мне нужен оппонент. Соглашайтесь, Феликс Александрович! До сих пор бессмертных творил Фатум. С вашей помощью их начну творить я. Соглашайтесь!
Ф е л и к с (задумчиво). Н-да-а-а…
И в а н Д а в ы д о в и ч. Вас смущает плата? Это пустяки. Нигде не сказано, что вы обязаны убирать его собственными руками. Я обойдусь без вас.
Ф е л и к с. Всунете меня в сапоги убитого?
И в а н Д а в ы д о в и ч. Вздор, вздор, Феликс Александрович! Детский лепет, а вы же взрослый человек… Константин Курдюков прожил на свете семьсот лет! И все это время он только и делал, что жрал, пил, грабил, портил малолетних и убивал. Он прожил лишних шестьсот пятьдесят лет! Это просто патологический трус, который боится смерти так, что готов пойти на смерть, чтобы только избежать ее! Шестьсот пятьдесят лет, как он уже мертв, а вы разводите антимонии вокруг его сапог! Кстати, и не его это сапоги, он сам влез в них, когда они были еще теплые… Послушайте, я был о вас лучшего мнения! Вам предлагают грандиознейшую цель, а вы думаете — о чем?
Ф е л и к с. Ни вы, ни я не имеем права решать, кому жить, а кому умереть.
И в а н Д а в ы д о в и ч. Ах, как с вами трудно! Гораздо труднее, чем я ожидал! Чего же вы добиваетесь тогда? Ведь пойдете под нож!
Ф е л и к с. Да не пойду я под нож!
И в а н Д а в ы д о в и ч. Пойдете под нож, как баран, а это ничтожество, эта тварь дрожащая, коей шестьсот лет как пора уже сгнить дотла, еще шестьсот лет будет порхать с цветка на цветок без малейшей пользы для чего бы то ни было! А я-то вообразил, что у вас действительно есть принципы. Ведь вы же писатель. Ведь сказано же было таким, как вы, что настоящий писатель должен жить долго! Вам же предоставляется возможность, какой не было ни у кого! Переварить в душе своей многовековой личный опыт, одарить человечество многовековой мудростью… Вы подумайте, сколько книг у вас впереди, Феликс Александрович! И каких книг — невиданных, небывалых!.. Да, а я-то думал, что вы действительно готовы сделать что-то для человечества, о котором с такой страстью распинаетесь в своей статье… Эх вы, мотыльки, эфемеры!..
Ф е л и к с. Вот мы уже и о пользе для человечества заговорили…
Иван Давыдович поднимается и некоторое время смотрит на Феликса.
И в а н Д а в ы д о в и ч. Вам, кажется, угодно разыгрывать из себя героя, Феликс Александрович, но ведь сочтут-то вас глупцом!
Он выходит, и сейчас же в спальне объявляется Клетчатый.
К л е т ч а т ы й. Прошу прощения… Телефончик…
Он быстро и ловко отключает телефонный аппарат и несет его к двери. Перед дверью он приостанавливается.
К л е т ч а т ы й. Давеча, Феликс Александрович, я мог показаться вам дерзким. Так вот, не хотелось бы оставить такое впечатление. В моей натуре главное — прямота. Что думаю, то и говорю. Однако же намерения обидеть, задеть, возвыситься никогда не имею.
Ф е л и к с. Валите, валите отсюда… Да с телефоном поосторожнее! Это вам не предмет конфискации! Можете позвать следующего. Очередь небось уже выстроилась…
Оставшись один, Феликс валится спиной на кушетку и закладывает руки под голову. Бормочет: "Ничего… Тут главное — нервы. Ни черта они мне не сделают, не посмеют!.."
У двери в спальню Курдюков уламывает Клетчатого.
К у р д ю к о в. Убежит, я вам говорю! Обязательно удерет! Вы же его не знаете!
К л е т ч а т ы й. Куда удерет? Седьмой этаж, сударь…
К у р д ю к о в. Придумает что-нибудь! Дайте я сам посмотрю…
К л е т ч а т ы й. Нечего вам там смотреть, все уже осмотрено…
К у р д ю к о в. Ну я прошу вас, Ротмистр! Как благородный человек! Я вам честно скажу: мне с ним поговорить надо…
К л е т ч а т ы й. Поговорить… Вы его там шлепнете, а мне потом отвечать…
К у р д ю к о в (страстно, показывая растопыренные ладони). Чем? Чем я его шлепну? А если даже и шлепну? Что здесь плохого?
К л е т ч а т ы й. Плохого здесь, может быть, ничего и нет, но ведь, с другой стороны, приказ есть приказ… (Он быстро и профессионально обшаривает Курдюкова.) Ладно уж, идите, господин Басаврюк. И помогай вам бог…
Курдюков на цыпочках входит в спальню и плотно закрывает за собой дверь.
Феликс встречает его угрюмым взглядом, но Курдюкова это нисколько не смущает. Он подскакивает к тахте и наклоняется к самому уху Феликса.
К у р д ю к о в. Значит, делаем так. Я беру на себя Ротмистра. От тебя же требуется только одно: держи Магистра за руки, да покрепче. Остальное — мое дело.
Феликс отодвигает его растопыренной ладонью и садится.
К у р д ю к о в. Ну, что уставился? Надо нам из этого дерьма выбираться или не надо? Чего хорошего, если тебя шлепнут или меня шлепнут? Ты, может, думаешь, что о тебе кто-нибудь позаботится? Чего тебе тут Магистр наплел? Наобещал небось с три короба? Не верь ни единому слову! Нам надо самим о себе позаботиться! Больше заботиться некому! Дурак, нам только бы вырваться отсюда, а потом дернем кто куда… Неужели у тебя места не найдется, куда можно нырнуть и отсидеться?
Ф е л и к с. Значит, я хватаю Магистра?
К у р д ю к о в. Ну?
Ф е л и к с. А ты, значит, хватаешь Ротмистра?
К у р д ю к о в. Ну! Остальные, они ничего не стоят!
Ф е л и к с. Пошел вон!
К у р д ю к о в. Да почему? Дурак! Не веришь мне! Ну, ты мне только пообещай: когда я Ротмистра схвачу, попридержи Ивана Давыдовича!
Ф е л и к с. Вон пошел, я тебе говорю!
Курдюков рычит, совершенно как собака. Он подбегает к окну, быстро и внимательно оглядывает раму и, удовлетворившись, устремляется к двери. Распахнув ее, он оборачивается к Феликсу и громко шипит: "О себе подумай, Снегирев! Еще раз тебе говорю! О себе подумай!"
Едва он скрывается, в спальню является Наташа и тоже плотно закрывает за собой дверь. Она подходит к тахте, садится рядом с Феликсом и озирается.
Н а т а ш а. Господи, как давно я здесь не была! А где же секретер? У тебя же тут секретерчик стоял…
Ф е л и к с. Лизавете отдал. Почему это тебя волнует?
Н а т а ш а. А что это ты такой колючий? Я ведь тебе ничего плохого не сделала. Ты ведь сам в эту историю въехал… Фу ты, какое злое лицо! Вчера ты на меня совсем не так смотрел… Страшно?
Ф е л и к с. А чего мне бояться?
Н а т а ш а. Ну, как сказать… Пока Курдюков жив…
Ф е л и к с. Да не посмеете вы.
Н а т а ш а. Сегодня не посмеем, а завтра…
© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких