Братья Стругацкие

Романы > Дело об убийстве, или отель "У погибшего альпиниста" > страница 23

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48,

    Потом он положил руки на край стола, уставился на меня круглыми глазами и произнес шепотом:
    — Но ведь она была мертва, Петер! Клянусь вам. Она была мертва, она была убита, и мало того…
    — Ерунда, — сказал я холодно. — Просто вы были омерзительно пьяны.
    — Нет-нет, — возразил Симонэ, мотая головой. — Я был пьян, это верно, но тут что-то нечисто, тут что-то не так… Скорее, уж это был кошмар, бред… почудилось… Может быть, я и на самом деле немножко того, а, Петер?
    — Может быть, — согласился я.
    — Не знаю, просто не знаю… Я глаз не сомкнул все это время, то раздевался, то одевался… хотел даже бежать… особенно, когда услышал, как вы там ходите и говорите придушенными голосами…
    — Где вы находились в это время?
    — Я находился… В какое, собственно, время?
    — Пока мы говорили придушенными голосами.
    — У себя. Я не выходил из номера.
    — В какой именно комнате вашего номера вы находились?
    — То в одной, то в другой… Честно говоря, пока вы допрашивали Олафа, я пытался подслушивать и сидел в спальне… — Глаза его вдруг снова выкатились. — Постойте-ка, — сказал он. — Но если она жива… тогда из-за чего вся эта суета? Что случилось? Заболел кто-нибудь?
    — Отвечайте на мои вопросы, — сказал я. — Что вы делали после того, как ушли из бильярдной?
    Некоторое время он молчал, глядя на меня круглыми глазами и покусывая нижнюю губу.
    — Понятно, — сказал он наконец. — Значит, все-таки что-то случилось. Ну, ладно… Что я делал после того, как вы ушли? Сыграл сам с собой на бильярде и пошел к себе. Было уже около десяти, а я назначил свое предприятие на одиннадцать, надо было привести себя в порядок, освежиться, побриться, то-се… Этим я и занимался примерно до половины одиннадцатого. А потом ждал, смотрел на часы, смотрел в окошко… Остальное вы знаете… Вот так…
    — Вы вернулись в номер около десяти. А точнее? Ведь вы собирались на свидание и наверняка часто поглядывали на часы.
    Симонэ тихонько свистнул.
    — Ого! — сказал он. — Кажется, это следствие по всем правилам. Может быть, вы все-таки скажете мне, что произошло?
    — Убит Олаф, — сказал я.
    — Как — убит? Вы же только что были у него в номере… Я сам слышал, как вы с ним там разговаривали…
    — Я разговаривал не с ним, — сказал я. — Олаф мертв. Поэтому постарайтесь поточнее вспомнить все, о чем я вас спрашиваю. Когда вы вернулись в свой номер?
    Симонэ вытер покрытый испариной лоб. Лицо у него сделалось несчастным.
    — Безумие какое-то, — пробормотал он. — Сумасшедший бред… Сначала то, теперь это…
    Я применил старый испытанный прием. Пристально глядя на Симонэ, я сказал:
    — Перестаньте крутить. Отвечайте на мои вопросы.
    Симонэ мгновенно ощутил себя подозреваемым, и все его эмоции тут же испарились. Он перестал думать о госпоже Мозес. Он перестал думать о бедном Олафе. Теперь он думал только о себе.
    — Что вы этим хотите сказать? — пробормотал он. — Что это значит — "перестаньте крутить"?..
    — Это значит, что я жду ответа, — сказал я. — Когда — точно — вы вернулись в свой номер?
    Симонэ преувеличенно оскорбленно пожал плечами.
    — Извольте, — сказал он. — Смешно, конечно, и дико, но… пожалуйста. Извольте. Из бильярдной я вышел без десяти десять. С точностью плюс — минус одна минута. Я посмотрел на часы и понял, что мне пора. Было без десяти десять.
    — Что вы сделали, когда вошли в номер?
    — Извольте. Я прошел в спальню, разделся… — Он вдруг остановился. — А знаете, Петер… Я ведь понимаю, что вам нужно. В это время Олаф был еще жив. Впрочем, откуда мне знать, может быть, это был уже не Олаф.
    — Рассказывайте по порядку, — приказал я.
    — Да тут нечего рассказывать по порядку… За стеной спальни двигали мебель. Голосов я не помню. Не было голосов. Но что-то там двигалось. Помнится, я показал стене язык и подумал: вот так-то, белокурая бестия, ты ляжешь баиньки, а я пойду к моей Ольге… Или что-то в этом духе. Это было, следовательно, примерно без пяти десять. Плюс — минус три минуты.
    — Так. Дальше.
    — Дальше… Дальше я пошел в туалетную комнату. Я тщательно умылся до пояса. Я тщательно вытерся махровым полотенцем… Я тщательно побрился электрической бритвой… Я тщательно оделся… — В голосе унылого шалуна стремительно нарастала язвительность. Впрочем, он тут же почувствовал неуместность такого тона и спохватился. — Короче говоря, в следующий раз я посмотрел на часы, когда вышел из туалетной. Было около половины одиннадцатого. Без двух-трех минут.
    — Вы остались в спальне?
    — Да, одевался я в спальне. Но больше я уже ничего не слышал. А если и слышал, то не обратил внимания. Одевшись, я вышел в гостиную и стал ждать. И клятвенно утверждаю, что после вечеринки я Олафа в глаза не видел.
    — Вы уже утверждали клятвенно, что госпожа Мозес мертва, — заметил я.
    — Ну, это я не знаю… Это я не понимаю. Уверяю вас, Петер…
    — Верю, — сказал я. — Теперь скажите, когда вы последний раз разговаривали с Хинкусом?
    — Гм… Да я, пожалуй, вообще с ним никогда не разговаривал. Ни разу. Не представляю, о чем бы я мог с ним разговаривать.
    — А когда вы его в последний раз видели?
    Симонэ прищурился, вспоминая.
    — Около душа? — произнес он с вопросительной интонацией. — Да нет, что это я! Он же обедал вместе со всеми, вы его тогда привели с крыши. А потом… куда-то он испарился, что ли… А что с ним случилось?
    — Ничего особенного, — небрежно сказал я. — Еще один вопрос. Кто, по-вашему, разыгрывал все эти штучки? С душем, с пропавшими туфлями…
    — Понимаю, — сказал Симонэ. — По-моему, начал это дю Барнстокр, а поддерживали его все кому не лень. Хозяин в первую очередь.
    — А вы?
    — И я. Я заглядывал в окна к госпоже Мозес. Обожаю такие шутки… — Он заржал было своим могильным смехом, но тут же спохватился и поспешно сделал серьезное лицо.
    — И больше ничего? — спросил я.
    — Ну, почему же ничего? Я звонил Кайсе из пустых номеров и устраивал "посещения утопленника"…
    — То есть?
    — То есть бегал по коридорам босиком с мокрыми ногами. Потом я собирался соорудить небольшое привидение, да так и не собрался.
    — Нам повезло, — сухо сказал я. — А часы Мозеса — ваша работа?
    — Какие часы Мозеса? Золотые такие? Луковица?
    Мне захотелось его ударить.
    — Да, — сказал я. — Луковица. Вы их сперли?
    — За кого вы меня принимаете? — возмутился Симонэ. — Что я вам — форточник какой-нибудь?
    — Нет-нет, не форточник, — сказал я, сдерживаясь. — Вы их утащили в шутку. Устроили "посещение Багдадского Вора".
    — Слушайте, Петер, — сказал Симонэ очень серьезно. — Я вижу, что с этими часами тоже что-то произошло. Так вот — я их не трогал. Но я их видел. Да и все, наверное, видели. Здоровенная такая луковица, Мозес однажды при всем народе уронил ее в свою кружку…
    — Хорошо, — сказал я. — Оставим это. Теперь у меня к вам вопрос как к специалисту. — Я положил перед ним чемодан Олафа и откинул крышку. — Что это может быть, как по-вашему?
    Симонэ быстро оглядел прибор, осторожно извлек его из чемодана и, посвистывая сквозь зубы, принялся рассматривать со всех сторон. Потом он взвесил его в руках и так же осторожно вложил обратно в чемодан.
    — Не моя область, — сказал он. — Судя по тому, как это компактно и добротно сделано, это что-то либо военное, либо космическое. Не знаю. Даже догадаться не могу. Где вы это взяли? У Олафа?