Братья Стругацкие

Романы > Хищные вещи века > страница 41 - Глава 12

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45,

Глава 12

    В кафе-автомате был только один посетитель: за столиком в углу, обставившись закусками и бутылками, сидел смуглый, прекрасно, но нелепо одетый человек восточного типа. Я взял себе простоквашу и творожники со сметаной и принялся за еду, время от времени поглядывая на него. Он ел и пил много и жадно, лицо его блестело от пота, ему было жарко в дурацком лоснящемся фраке. Он отдувался, откидываясь на спинку стула, и распускал широкий ремень на брюках. При этом на солнце ярко вспыхивала длинная желтая кобура, висящая фалдами. Я уже доедал последний творожник, когда он окликнул меня.
    — Алло! — сказал он. — Вы местный?
    — Нет, — сказал я. — Турист.
    — А, значит, вы тоже ничего не понимаете…
    Я сходил к стойке, сбил себе коктейль из соков и подошел к нему.
    — Почему пусто? — продолжал он. У него было живое худощавое лицо и свирепый взгляд. — Где жители? Почему все закрыто?.. Все спят, никого не добьешься…
    — Вы только что приехали?
    — Да.
    Он отодвинул пустую тарелку и придвинул полную. Потом он отхлебнул светлого пива.
    — Откуда вы? — спросил я. Он свирепо взглянул на меня, и я поспешно добавил: — Если это не секрет, конечно…
    — Нет, — сказал он, — не секрет… — и принялся есть.
    Я допил сок и собрался было уходить, но он сказал:
    — Здорово живут, собаки. Такая еда, и сколько хочешь, и все бесплатно.
    — Ну, все-таки не совсем бесплатно, — возразил я.
    — Девяносто долларов! Гроши! Я за три дня съем на девяносто долларов! — глаза его вдруг остановились. — С-собаки, — пробормотал он, снова принимаясь за еду.
    Я знал таких людей. Они приезжали из крошечных, разграбленных до полной нищеты королевств и княжеств, они жадно ели и пили, вспоминая прокаленные солнцем пыльные улицы своих городов, где в жалких полосках тени неподвижно лежали умирающие голые мужчины и женщины, а дети с раздутыми животами копались в помойках на задворках иностранных консульств. Они были переполнены ненавистью, и им нужны были только две вещи: хлеб и оружие. Хлеб для своей шайки, находящейся в оппозиции, и оружие против другой шайки, стоящей у власти. Они были самыми яростными патриотами, горячо и пространно говорили о любви к народу, но всякую помощь извне решительно отвергали, потому что не любили ничего, кроме власти, и никого, кроме себя, и готовы были во славу народа и торжества высоких принципов уморить свой народ — если понадобится, до последнего человека — голодом и пулеметами. Микрогитлеры.
    — Оружие? Хлеб? — спросил я.
    Он насторожился.
    — Да, — сказал он. — Оружие и хлеб. Только без дурацких условий. И по возможности даром. Или в кредит. Истинные патриоты никогда не имеют денег. А правящая клика купается в роскоши…
    — Голод? — спросил я.
    — Все что угодно. А вы тут купаетесь в роскоши. — Он ненавидяще посмотрел на меня. — Весь мир купается в роскоши, и только мы голодаем. Но вы напрасно надеетесь. Революцию не остановить!
    — Да, — сказал я. — А против кого революция?
    — Мы боремся против кровопийц Бадшаха! Против коррупции и разврата правящей верхушки, за свободу и истинную демократию… Народ с нами, но народ надо кормить. А вы нам заявляете: хлеб дадим только после разоружения. Да еще грозите вмешательством… Какая гнусная лживая демагогия! Какой обман революционных масс! Разоружиться перед лицом кровопийц — это значит накинуть петлю на шею настоящих борцов! Мы отвечаем: нет! Вы не обманете народ! Пусть сложат оружие Бадшах и его молодцы! Тогда посмотрим, что надо делать.
    — Да, — сказал я. — Но Бадшах, вероятно, тоже не хочет, чтобы ему накинули петлю на шею.
    Он резко отставил бокал с пивом, и рука его привычно потянулась к кобуре. Впрочем, он быстро опомнился.
    — Я так и знал, что вы ни черта не понимаете, — сказал он. — Вы, сытые, вы осоловели от сытости, вы слишком кичливы, чтобы понять нас. В джунглях вы бы не осмелились так разговаривать со мной!
    В джунглях я бы говорил с тобой по-другому, бандит, подумал я и сказал:
    — Я действительно многого не понимаю. Я, например, не понимаю, что случится после того, как вы одержите победу. Предположим, вы победили, повесили Бадшаха, если он, в свою очередь, не удрал за хлебом и оружием…
    — Он не удерет. Он получит то, что заслужил. Революционный народ раздерет его в клочья! И вот тогда мы начнем работать. Мы вернем территории, отторгнутые у нас сытыми соседями, мы выполним всю программу, о которой вопит лживый Бадшах, чтобы обмануть народ… Я им покажу забастовки! Они у меня побастуют… Никаких забастовок! Всех под ружье и вперед! И победим. И вот тогда…
    Он закрыл глаза, сладко застонал и повел головой.
    — Тогда вы будете сытыми, будете купаться в роскоши и спать до полудня?
    Он усмехнулся.
    — Я это заслужил. Народ это заслужил. Никто не посмеет попрекнуть нас. Мы будем есть и пить, сколько пожелаем, мы будем жить в настоящих домах, мы скажем народу: теперь вы свободны, развлекайтесь!
    — И ни о чем не думайте, — добавил я. — А вам не кажется, что это все может выйти вам боком?
    — Бросьте! — сказал он. — Это демагогия. Вы демагог. И догматик. У нас тоже есть всякие догматики, вроде вас. Человек, мол, потеряет смысл жизни. Нет, отвечаем мы, человек ничего не потеряет. Человек найдет, а не потеряет. Надо чувствовать народ, надо самому быть из народа, народ не любит умников! Ради чего же я, черт побери, даю себя жрать древесным пиявкам и сам жру червей? — Он вдруг довольно добродушно ухмыльнулся. — Вы, наверное, на меня обиделись немного. Я тут обозвал вас сытыми и еще как-то… Не надо, не обижайтесь. Изобилие плохо, когда его нет у тебя и оно есть у соседа. А достигнутое изобилие — это отличная штука! За него стоит подраться. Все за него дрались. Его нужно добывать с оружием в руках, а не обменивать на свободу и демократию.
    — Значит, все-таки ваша конечная цель — изобилие? Только изобилие?
    — Ясно!.. Конечная цель всегда изобилие. Учтите только, что мы разборчивы в средствах…
    — Это я уже учел… А человек?
    — Что человек?
    Впрочем, я понимал, что спорить бесполезно.
    — Вы никогда здесь не были раньше? — спросил я.
    — А что?
    — Поинтересуйтесь, — сказал я. — Этот город дает отличные предметные уроки изобилия.
    Он пожал плечами.
    — Пока мне здесь нравится. — Он снова отодвинул пустую тарелку и придвинул полную. — Закуски какие-то незнакомые… Все вкусно и дешево… Этому можно позавидовать. — Он проглотил несколько ложек салата и проворчал: — Мы знаем, что все великие революционеры дрались за изобилие. У нас нет времени самим теоретизировать, но в этом и нет необходимости. Теорий достаточно и без нас. И потом изобилие нам никак не грозит. Оно нам еще долго не будет грозить. Есть задачи гораздо более насущные.
    — Повесить Бадшаха, — сказал я.
    — Да, для начала. А потом нам придется истребить догматиков. Я чувствую это уже сейчас. Потом осуществление наших законных притязаний. Потом еще что-нибудь объявится. А уж потом-потом-потом наступит изобилие. Я оптимист, но я не верю, что доживу до него. И вы не беспокойтесь, справимся как-нибудь. Если с голодом справимся, то с изобилием и подавно… Догматики болтают: изобилие, мол, не цель, а средство. Мы отвечаем на это так: всякое средство было когда-то целью. Сегодня изобилие — цель. И только завтра оно, может быть, станет средством.
    Я встал.