Братья Стругацкие

Киносценарии > Чародеи > страница 12

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13,

     — Есть предложение, — провозглашает Модест Матвеевич. — Создать временную комиссию по расследованию дела об исчезновении товарища профессора Выбегаллы в составе: председатель — Камноедов М. М., то есть я, члены комиссии — Почкин и Привалов, то есть вы двое. Доступно?
    Он делает поворот кругом и гордо проходит сквозь пролом в стене. Эдик и Саша тоже проходят сквозь стену справа и слева от пролома. Лешие принимаются заделывать пролом.
    Около кабинета Выбегаллы Модест Матвеевич извлекает из кармана связку ключей, выбирает нужный и открывает дверь.
    Все трое входят и останавливаются на пороге. Страшная картина встает перед их глазами. Профессор Выбегалло неподвижно сидит за своим столом, склонившись над журналом "Огонек". В руке его карандаш. Он похож на покойника.
    Модест Матвеевич снимает шляпу.
     — Мир тебе, дорогой товарищ, — произносит он торжественно. — Ты погиб на посту.
    Эдик бросается вперед и берет профессора за руку. Рука у профессора окоченелая, как палка.
     — По-моему, он жив, — неуверенно говорит Эдик. — Рука теплая.
     — Как так — жив? — спрашивает Модест Матвеевич и надевает шляпу. — Значит, спит?
    Эдик вглядывается в лицо профессора.
     — Да нет, — говорит он. — Глаза открыты.
     — Это еще ничего не значит, — уверенно возражает Модест Матвеевич. — Нынче многие по конторам наладились спать с открытыми глазами.
    Между тем кабинет наполняется любопытными. Ходят, смотрят, недоумевают. Кто-то отмечает толстый слой пыли на столе. Кто-то замечает паутину, растянутую между плечами профессора и стеной. Саша заглядывает в журнал. "Огонек" раскрыт на кроссворде. Рядом лежат разрозненные тома энциклопедии. На них тоже пыль.
    Все вдруг расступаются. В кабинет стремительно входят Федор Симеонович и Кристобаль Хозевич. При почтительном молчании присутствующих они приступают к делу: Федор Симеонович ощупывает Выбегаллу, а Кристобаль Хозевич словно бы ощупывает вокруг Выбегаллы воздух.
    К и в р и н. Ан-набиоз…
    Х у н т а. Похоже… Анабиоз во внешнем поле.
    К и в р и н. Д-да, внутреннего поля не ощущается… Т-ты знаешь, Кристо, это пох-хоже на остановку… А какое там у тебя поле?
    Х у н т а. Похоже на темпоральное. Но очень мощное. Источник примерно там…
    Раскинув руки крестом, он медленно поворачивается и замирает. На лице его смущение.
     — Странно… — говорит он. — В моем отделе… Двести вторая комната…
    Саша с Эдиком быстро переглядываются. Эдик кивает, и Саша, выбравшись из толпы, выскакивает за дверь.
    Он со всех ног мчится по коридорам и по лестницам и запыхавшись останавливается перед дверью, на которой обозначен номер 202 и красуется табличка: "Лаборатория Корнеева В. П.". Он дергает ручку. Дверь заперта. Он стучит. Никто не отзывается. Тогда он выгибает грудь колесом, вытягивает носочки и шагает сквозь дверь.
    В лаборатории Корнеева царит полумрак. Ярко светится большой экран, на котором видны оцепенелый Выбегалло, Киврин, Хунта и прочие. Киврин и Хунта, настороженно выпрямившись, пристально глядят с экрана прямо на Сашу. В отсветах экрана Саша различает Витьку Корнеева. Витька почти не виден. С неимоверной скоростью он двигается в сплошном сплетении проводов, перегонных кубов и прочей аппаратуры.
     — Витька! — испуганно кричит Саша.
    Мгновение, и Корнеев оказывается возле экрана. Что-то щелкает.
    Профессор Выбегалло оживает на экране. Он подносит карандаш ко рту, кусает его и задумчиво говорит:
     — Прогулочное судно из четырех букв… Лодка! Л… О… Т…
    И тут он замечает вокруг себя людей, остолбенело глядящих на него.
     — В чем дело, товарищи? — раздраженно осведомляется он. — Вы же видите — я занят! Модест Матвеевич, я прошу это немедленно прекратить!
    Витька выключает экран, и сейчас же загорается свет. Вид у Витьки ужасен: он небрит, осунулся, двухнедельная щетина покрывает его щеки.
     — Засекли все-таки… — бормочет он хрипло.
     — Что все это значит, Виктор? — спрашивает Саша.
     — Мне бы еще часов пятнадцать, — бормочет Витька. Он берет большой стеклянный сосуд с прозрачной жидкостью и смотрит его на свет. — Видал?
     — Ничего не понимаю, — говорит Саша. — Что ты с Выбегаллой сделал? Что ты с собой сделал?
     — Я живую воду сделал, балда! — хрипит Корнеев. — Смотри!
    Он ставит сосуд на стол, хватает из ведра со льдом замороженную камбалу и кидает в живую воду. Камбала переворачивается вверх брюхом и вдруг оживает, переворачивается и ложится на дно, шевеля плавниками.
     — Колоссально! — восклицает Саша, загораясь.
     — Мне бы еще часиков пятнадцать… ну, десять! — бормочет Корнеев. — Скорость реакции очень маленькая, понимаешь? Мне бы реакцию ускорить!
    Саша опомнился.
     — Подожди, — говорит он. — А Выбегалло-то здесь при чем? Что ты с ним сделал?
     — Да ничего я с ним не сделал, — нетерпеливо говорит Корнеев. — Две недели времени у него отобрал, у тунеядца. Зачем ему время? Все равно же кроссворды дурацкие решает да в преферанс дуется… Да это вздор! Ты мне лучше вот что… ты мне лучше подсчитай вот такую штуку…
    Он наклоняется над столом и принимается быстро писать.
    Между тем в кабинете Выбегаллы назревает очередной скандальчик.
     — Вы мне это прекратите, товарищ профессор Выбегалло! — орет Модест Матвеевич. — Вы мне объясните, почему вы нарушаете трудовое законодательство?
     — Никогда! — вопит Выбегалло. — Основы трудового законодательства я всосал с молоком матери! А что касается кроссвордов, то это есть гимнастика ума! Великий Эйнштейн, если хотите знать, решал кроссворды! И великий Ломоносов решал кроссворды! И этот… как его… великий этот…
     — Вы это прекратите! — перебивает Модест Матвеевич. — Работой временной комиссии установлено, что вы четырнадцать суток провели в данном кабинете, следовательно, четырнадцать ночей ночевали здесь, следовательно, четырнадцать раз нарушали трудовое законодательство, а также категорическую инструкцию о непребывании!
    Выбегалло вытаращивает глаза.
     — То есть как это — четырнадцать суток? Это какое же нынче число?
     — К вашему сведению, сегодня девятнадцатое!
    Выбегалло медленно поднимается.
     — Так позвольте же! — произносит он. — Это, значить, получку дают! Как же вы можете меня от этого отвлекать? Позвольте, позвольте, товарищи! — Он устремляется было от стола, но паутина не пускает его. — Да позвольте же! — в полный голос вопит Выбегалло, рвет паутину и, распихивая присутствующих, пулей вылетает в коридор.
     — В таком вот аксепте, — говорит Модест Матвеевич, строго озирая присутствующих. — Трудовое законодательство — это вам не формулы, понимаете, и не кривые. Его соблюдать надо. — Он делает движение, чтобы уйти, но любопытство пересиливает, и он наклоняется над кроссвордом. — Прогулочное судно из четырех букв… Лодка! Л… О… Т… Гм!
    В лаборатории Корнеева Саша и Витька, упершись друг в друга головами, что-то чертят и пишут. Пол уже забросан исчерканными листками бумаги. Сосуд с камбалой стоит на диване. Камбала чувствует себя хорошо.
     — Конечно, если в нашем озере всю воду превратить в живую… — бормочет Саша.
     — Да не в нашей луже, балда, — огрызается Корнеев.
     — Ну, я понимаю, из озера вытекает ручеек, ручеек впадает в речку…
     — Да при чем здесь речка, кретин! Всю воду, понимаешь? Всю воду на Земле можно превратить в живую. Всю!
     — Вот этого я не понимаю, — говорит Саша. — Энергии же не хватает.
     — Да как же не хватает? — плачущим голосом восклицает Корнеев. — Ну что ты за дубина? Я же тебе показываю…