1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13,
— Кристобаль Хозевич, значит. — Он снова запускает руку в зеркало. — Тоже, значит, опоздал. Во Витек дает… — Он сосредоточенно шарит в "зазеркалье" и бормочет: — Всех сделал. Шефа моего сделал, Кристобаля Хозевича — и того сделал… — Лицо его вновь озаряется, и на свет появляется еще одна бутылка, опять пустая. Тип ставит ее рядом с первой и несколько секунд любуется ими. — Это же надо — сколько старуха пьет! Как ни придешь, меньше чем две пустышки не бывает… А одеколона у тебя тоже нет? — спрашивает он без всякой надежды, вытягивая из кармана авоську.
— Нет, — говорит Саша, наблюдая, как тип деловито укладывает бутылки в авоську. — А что здесь вообще происходит? Где диван? Куда это я вообще попал? На чем я теперь спать буду, черт подери?
Тип вдруг вскакивает, сдергивает с головы кепочку и прячет руку с авоськой за спину. Лицо его принимает испуганно-почтительное выражение.
— Пардон, — говорит он кому-то, глядя поверх Сашиного плеча.
Саша оглядывается. У дверей, куда смотрит тип, никого нет.
— Пардон, — повторяет тип, пятясь. — Айн минут, мерси, гуд бай.
Спина его упирается в зеркало, но он продолжает пятиться и вдруг проваливается в "зазеркалье", мелькнув в воздухе стоптанными сандалиями.
Саша медленно подходит к зеркалу, осторожно заглядывает в него. Отшатывается: своего отражения он в зеркале не видит. Видит стол, дверь, постель на полу — все что угодно, кроме себя. Он осторожно тянет руку к тусклой поверхности, упирается в твердое, и отражение сейчас же возникает. Мотнув головой, Саша изнеможенно опускается на скамью и сейчас же с криком вскакивает, держась рукой за трусы.
На скамье лежит, покачиваясь, блестящий цилиндрик величиной с указательный палец.
Саша берет его и принимается оглядывать со всех сторон. Цилиндрик тихо потрескивает. Саша стучит по нему ногтем, и из цилиндрика вылетает сноп искр, комната наполняется невнятным шумом, слышны какие-то разговоры, музыка, смех, кашель, шарканье ног, смутная тень на мгновение заслоняет свет лампочки, громко скрипят половицы, а по столу пробегает огромная белая крыса. И все снова стихает.
Саша, закусив губу, осторожно поворачивает цилиндрик, чтобы посмотреть на него с торца, и в то же мгновение комната перед его глазами стремительно поворачивается, тьма, грохот, летят искры, и Саша вдруг оказывается сидящим в очень неудобной позе в противоположном углу комнаты под вешалкой. Вешалка, секунду помедлив, с шумом обрушивается на него.
Раскачивается лампочка на длинном шнуре, на потолке явственно темнеют следы босых ног. Саша, заваленный тряпьем, смотрит сначала на эти следы, потом на свои голые пятки. Пятки вымазаны мелом. Саша рассеянно отряхивает их, глядя на цилиндрик. Цилиндрик стоит посреди комнаты, касаясь пола краем торца, в положении, исключающем всякую возможность равновесия. Он раскачивается и тихо потрескивает.
Тогда Саша выбирается из-под тряпья, выбирает наугад какую-то ушанку и осторожно накрывает ею цилиндрик. Руки у него трясутся.
— В-вот это в-вы н-напрасно, — раздается голос.
— Что — напрасно? — раздраженно спрашивает Саша, не оборачиваясь.
— Я г-говорю про умклайдет. Вы н-напрасно накрыли его шапкой.
— А что мне еще с ним делать? — спрашивает Саша и наконец оборачивается. В комнате никого нет.
— Это ведь, к-как говорится, в-волшебная палочка, — поясняет голос. — Она т-требует чрезвычайно осторожного об-обращения.
— Поэтому я и накрыл, — говорит Саша. — Да вы заходите, товарищ, а то так очень неудобно разговаривать.
— Б-благодарю вас.
Около дверей, как раз там, куда глядел тип в кепочке, неторопливо конденсируется из воздуха величественный человек преклонных лет в роскошном бухарском халате и комнатных туфлях. Он огромного роста, благородное чрево распирает шнур с кистями, великолепные седины, саваофова бородища волной, огромные ладони привычно засунуты за шнур. Голос у него рокочущий, глубокий, он заметно заикается. Светлые глаза смотрят приветливо и благожелательно.
— Вы знаете, дружок, я, наверное, должен извиниться, — говорит он. — Я тут у вас уже полчаса торчу, надеялся — обойдется как-нибудь… Этот диван, черт его подери, так я и знал, что вокруг него начнется скандал. Халат накинул — и сюда.
— Насчет дивана вы опоздали, — с сожалением говорит Саша. — Украли его уже.
Человек в халате величественно отмахивается.
— Да он мне и ни к чему. Я, знаете ли, опасался, что они здесь все передерутся и в суматохе вас, так сказать, затопчут… Уж очень, знаете ли, страсти накалились. Вот видите, Корнеев умклайдет здесь потерял… волшебную свою палочку… а это, дружок, не шутка.
Оба одновременно поднимают глаза и смотрят на отпечатки на потолке.
— Курс управления умклайдетом занимает, знаете ли, восемь семестров, — продолжает гость, — и требует основательного знания квантовой алхимии. Вот вы, дружок, программист, умклайдет электронного уровня вы бы освоили без особого труда, но квантовый умклайдет… гиперполя… трансгрессивные воплощения… обобщенный закон Ломоносова — Лавуазье… — Он сочувственно разводит руки.
— Да о чем речь! — восклицает Саша. — Я и не претендую! — Он спохватывается. — Может, вы присядете?
— Благодарю вас, мне так удобнее… Но вся эта премудрость в ваших руках. Поработаете у нас годик-другой… — Он прерывает самого себя. — Вы знаете, Александр Иванович, я бы все-таки просил вашего разрешения убрать эту шапку. Мех, знаете ли, практически непрозрачен для гиперполя…
Саша поднимает руку.
— Ради бога! Все, что вам угодно. Убирайте шапку, убирайте даже этот самый… кум… ум… эту самую волшебную палочку! — Он останавливается.
Шапки нет. Цилиндрик стоит в луже жидкости, похожей на ртуть. Жидкость быстро испаряется.
— Так будет лучше, уверяю вас, — объявляет незнакомец в халате. — А то, знаете ли, могло так бабахнуть… А вот забрать умклайдет я не могу. Не мой. Условности, черт бы их подрал. И вы его лучше больше не трогайте. Бог с ним, пусть так стоит.
Саша в полной готовности отчаянно машет руками.
— Да, я ведь еще не представился, — продолжает незнакомец. — Киврин Федор Симеонович. Заведую у нас отделом Линейного счастья.
Саша застывает в почтительном изумлении.
— Федор Симеонович? — бормочет он в восхищении и растерянности. — Ну еще бы!.. Я вот только позавчера вашу статью… В "Успехах физических наук"… Ну, знаете, эту… о квантовых основах психологии…
— Знаю, знаю, — благодушно говорит Федор Симеонович. — И как вам эта статейка?
Саша не в силах говорить и всем своим видом демонстрирует крайнюю степень почтительного восторга.
— Да… гм… Пожалуй, — басит Федор Симеонович не без некоторого самодовольства. — Недурственная получилась работка. У нас, знаете ли, в институте, Александр Иванович, очень неплохо можно работать. Отличный коллектив подобрался, должен вам сказать. За немногими исключениями. Вот, скажем, даже Хома Брут… вот этот, в кепочке, с бутылками… Ведь на самом деле механик, золотые руки, потомственный добрый колдун… Правда, привержен… — Федор Симеонович щелкает себя по бороде. — Дурное влияние, черт бы его побрал… Ну, это вы все узнаете. Мы вас тут с распростертыми объятьями… А то ведь чепуха получается. Машину поставили наисовременнейшую, "Алдан-12", а наладить никак не можем, кадров нет. В институте у нас в основном уклон, знаете ли, гуманитарнофизический. Чародейство и волшебство главным образом, а новые методы требуют математики! Я вот все линейным счастьем занимаюсь, а с вашей машиной, глядишь, и за нелинейное возьмемся…
Саша чешет затылок.
— Я, знаете, насчет чародейства и волшебства не очень… Был у нас спецкурс, но я тогда болел, что ли… Вообще я это как-то в переносном смысле понимал… как иносказание…
Федор Симеонович добродушно хохочет.
© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких