Братья Стругацкие

Романы > Путь на Амальтею > страница 3 - Глава первая. Фотонный грузовик "Тахмасиб"

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20,

Глава первая. Фотонный грузовик "Тахмасиб"

1. Планетолет подходит к Юпитеру, а капитан
ссорится со штурманом и принимает спорамин

    Алексей Петрович Быков, капитан фотонного грузовика "Тахмасиб", вышел из каюты и аккуратно притворил за собой дверь. Волосы у него были мокрые. Капитан только что принял душ. Он принял даже два душа — водяной и ионный, но его еще покачивало после короткого сна. Спать все-таки хотелось так, что глаза никак не открывались. За последние трое суток он проспал в общей сложности не более пяти часов. Перелет выдался нелегкий.
    В коридоре было пусто и светло. Быков направился в рубку, стараясь не шаркать ногами. В рубку нужно было идти через кают-компанию. Дверь в кают-компанию оказалась открытой, оттуда доносились голоса. Голоса принадлежали планетологам Дауге и Юрковскому и звучали, как показалось Быкову, необыкновенно раздраженно и как-то странно глухо.
    "Опять они что-то затеяли, — подумал Быков. — И нет от них никакого спасения. И выругать их как следует невозможно, потому что они все-таки мои друзья и страшно рады, что в этом рейсе мы вместе. Не так часто бывает, чтобы мы собирались вместе".
    Быков шагнул в кают-компанию и остановился, поставив ногу на комингс. Книжный шкаф был раскрыт, книги были вывалены на пол и лежали неаккуратной кучей. Скатерть со стола сползла. Из-под дивана торчали длинные, обтянутые узкими серыми брюками ноги Юрковского. Ноги азартно шевелились.
    — Я тебе говорю, ее здесь нет, — сказал Дауге.
    Самого Дауге видно не было.
    — Ты ищи, — сказал задушенный голос Юрковского. — Валялся, так ищи.
    — Что здесь происходит? — сердито осведомился Быков.
    — Ага, вот он! — сказал Дауге и вылез из-под стола.
    Лицо у него было веселое, куртка и воротник сорочки расстегнуты. Юрковский, пятясь, выбрался из-под дивана.
    — В чем дело? — сказал Быков.
    — Где моя Варечка? — спросил Юрковский, поднимаясь на ноги. Он был очень сердит.
    — Изверг! — воскликнул Дауге.
    — Без-здельники, — сказал Быков.
    — Это он, — сказал Дауге трагическим голосом. — Посмотри на его лицо, Владимир! Палач!
    — Я говорю совершенно серьезно, Алексей, — сказал Юрковский. — Где моя Варечка?
    — Знаете что, планетологи, — сказал Быков. — Подите вы к черту!
    Он выпятил челюсть и прошел в рубку. Дауге сказал вслед:
    — Он спалил Варечку в реакторе.
    Быков с гулом захлопнул за собой люк.
    В рубке было тихо. На обычном месте за столом у вычислителя сидел штурман Михаил Антонович Крутиков, подперев пухлым кулачком двойной подбородок. Вычислитель негромко шелестел, моргая неоновыми огоньками контрольных ламп. Михаил Антонович посмотрел на капитана добрыми глазками и сказал:
    — Хорошо поспал, Лешенька?
    — Хорошо, — сказал Быков.
    — Я принял пеленги с Амальтеи, — сказал Михаил Антонович. — Они там уж так ждут, так ждут… — Он покачал головой. — Представляешь, Лешенька, у них норма: двести граммов галет и пятьдесят граммов шоколада. И хлорелловая похлебка. Триста граммов хлорелловой похлебки. Это же так невкусно!
    "Тебя бы туда, — подумал Быков. — То-то похудел бы, толстяк". Он сердито посмотрел на штурмана и не удержался — улыбнулся. Михаил Антонович, озабоченно выпятив толстые губы, рассматривал разграфленный лист голубой бумаги.
    — Вот, Лешенька, — сказал он. — Я составил финиш-программу. Проверь, пожалуйста.
    Обычно проверять курсовые программы, составленные Михаилом Антоновичем, не стоило. Михаил Антонович по-прежнему оставался самым толстым и самым опытным штурманом межпланетного флота.
    — Потом проверю, — сказал Быков. Он сладко зевнул, прикрывая рот ладонью. — Вводи программу в киберштурман.
    — Я, Лешенька, уже ввел, — виновато сказал Михаил Антонович.
    — Ага, — сказал Быков. — Ну что ж, хорошо. Где мы сейчас?
    — Через час выходим на финиш, — ответил Михаил Антонович. — Пройдем над северным полюсом Юпитера… — слово "Юпитер" он произнес с видимым удовольствием, — на расстоянии двух диаметров, двести девяносто мегаметров. А потом — последний виток. Можно считать, мы уже прибыли, Алешенька…
    — Расстояние считаешь от центра Юпитера?
    — Да, от центра.
    — Когда выйдем на финиш, будешь каждые четверть часа давать расстояние до экзосферы.
    — Слушаюсь, Лешенька, — сказал Михаил Антонович.
    Быков еще раз зевнул, с досадой протер кулаками слипающиеся глаза и пошел вдоль пульта аварийной сигнализации. Здесь было все в порядке. Двигатель работал без перебоев, плазма поступала в рабочем ритме, настройка магнитных ловушек держалась безукоризненно. За магнитные ловушки отвечал бортинженер Жилин. "Молодчина, Жилин, — подумал Быков. — Отлично отрегулировал, малек".
    Быков остановился и попробовал, чуть меняя курс, сбить настройку ловушек. Настройка не сбивалась. Белый зайчик за прозрачной пластмассовой пластинкой даже не шевельнулся. "Молодчина, малек", снова подумал Быков. Он обогнул выпуклую стену — кожух фотореактора. У комбайна контроля отражателя стоял Жилин с карандашом в зубах. Он упирался обеими руками в края пульта и едва заметно отплясывал чечетку, шевеля могучими лопатками на согнутой спине.
    — Здравствуй, Ваня, — сказал Быков.
    — Здравствуйте, Алексей Петрович, — сказал Жилин, быстро обернувшись. Карандаш выпал у него из зубов, и он ловко поймал его на лету.
    — Как отражатель? — спросил Быков.
    — Отражатель в порядке, — сказал Жилин, но Быков все-таки нагнулся над пультом и потянул плотную синюю ленту записи контрольной системы.
    Отражатель — самый главный и самый хрупкий элемент фотонного привода, гигантское параболическое зеркало, покрытое пятью слоями сверхстойкого мезовещества. В зарубежной литературе отражатель часто называют "сэйл" — парус. В фокусе параболоида ежесекундно взрываются, превращаясь в излучение, миллионы порций дейтериево-тритиевой плазмы. Поток бледного лиловатого пламени бьет в поверхность отражателя и создает силу тяги. При этом в слое мезовещества возникают исполинские перепады температур, и мезовещество постепенно — слой за слоем — выгорает. Кроме того, отражатель непрерывно разъедается метеоритной коррозией. И если при включенном двигателе отражатель разрушится у основания, там, где к нему примыкает толстая труба фотореактора, корабль превратится в мгновенную бесшумную вспышку. Поэтому отражатели фотонных кораблей меняют через каждые сто астрономических единиц полета. Поэтому контролирующая система непрерывно замеряет состояние рабочего слоя по всей поверхности отражателя.
    — Так, сказал Быков, вертя в пальцах ленту. — Первый слой выгорел.
    Жилин промолчал.
    — Михаил! — окликнул Быков. — Ты знаешь, что первый слой выгорел?
    — Знаю, Лешенька, — отозвался штурман. — А что ты хочешь? Оверсан, Лешенька…
    "Оверсан", или "прыжок через Солнце", производится редко и только в исключительных случаях — как сейчас, когда на "Джей-станциях" голод. При оверсане между старт-планетой и финиш-планетой находится Солнце — расположение очень невыгодное с точки зрения "прямой космогации". При оверсане фотонный двигатель работает на предельных режимах, скорость корабля доходит до шести-семи тысяч километров в секунду и на приборах начинают сказываться эффекты неклассической механики, изученные пока еще очень мало. Экипаж почти не спит, расход горючего и отражателя громаден, и в довершение всего корабль, как правило, подходит к финиш-планете с полюса, что неудобно и осложняет посадку.
    — Да, — сказал Быков. — Оверсан. Вот тебе и оверсан.
    Он вернулся к штурману и поглядел на расходомер горючего.
    — Дай-ка мне копию финиш-программы, Миша, — сказал он.
    — Одну минутку, Лешенька, — сказал штурман.