1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11,
— Ну… что такое? Почему… стоим? — спрашивает он.
— Молчи… — тихо говорит Виктор.
Он делает движение шагнуть, но остается на месте. Запускает руку в набедренный карман, вытаскивает гайку, делает движение замахнуться, но не замахивается. Гайка падает из его руки. Лицо его бледно до зелени, покрыто потом.
— Н-нет, — бормочет он. — Не могу…
Растопырив руки, он пятится, оттесняя Профессора назад. Потом он, не глядя, отбирает у Профессора жердь и тыкает в болото рядом с гатью.
— Так-то оно будет вернее… — сипит он. — А ну, давай за мной…
Он осторожно слезает с гати и сразу проваливается выше колен.
— Зачем? — жалобно спрашивает Профессор. Он очень устал.
Виктор не отвечает. Ощупывая перед собой дорогу жердью, он все круче забирает в сторону от гати.
Они измотаны до предела и облеплены грязью. Туман совсем сгустился. Они бредут по пояс в чавкающей жиже, то и дело падая, погружаясь с головой, отплевываясь и кашляя. Остановиться нельзя, трясина засасывает.
Вдруг Профессор проваливается по шею, пытается вырваться и лечь плашмя, но у него ничего не получается, и он из последних сил кричит:
— Виктор… помогите!
Виктор оборачивается. Самый неподдельный ужас изображается на его лице.
— Ты к-куда? — хрипло кричит он и, расплескивая грязь, бредет к Профессору. — Рюкзак! Рюкзак сбрось!
Профессор мотает головой, торчащей над поверхностью жижи.
— Жердь! — сипит он. — Протяни жердь!
— Бросай рюкзак, тебе говорят!
— Же… — Профессор уходит в болото с головой, снова выныривает и ревет страшным голосом: — Жердь давай, скотина!
Он пытается схватиться за протянутую жердь, промахивается, потом ощупью находит ее и вцепляется обеими руками.
Солнце. Раскаленная кремнистая пустошь. Вдали желтые отвалы породы, торчит задранный ковш брошенного экскаватора. Виктор и Профессор сидят в тени домика, вернее — вагона, снятого с осей: когда-то здесь располагалась контора хозяйства, разрабатывавшего карьер.
Передавая друг другу бутылку, они тянут спиртное и вяло переругиваются.
— Ну и потонул бы, как крыса, — ворчит Виктор. — И меня бы с собой утянул…
— Нечего было в трясину лезть, — огрызается Профессор.
— Это не твоего ума дело — куда мне лезть…
— Вот и мешок этот — тоже не твоего ума дело…
— Да что у тебя там — золото, что ли?
— Нет, это просто уму непостижимо! — произносит Профессор. — Идем по прекрасной ровной дороге. И вдруг он лезет в болото!
— Чутье у меня, ты это можешь понять или нет? Чутье на смерть!
— Оставьте меня в покое со своим чутьем. Это просто чудо, что мы выбрались.
— Вот чудак очкастый! — Виктор хлопает себя по коленям. С него осыпаются ошметки засохшей грязи.
— Мои очки — это тоже не ваше дело. Вы и так меня наполовину ослепили.
— Тебя не ослепить, тебя жердью этой надо бы между ушей! Это надо же, из-за пары грязных подштанников чуть в рай не отправился! Дай сюда бутылку…
— При чем здесь подштанники?
— Ну, что там у тебя в мешке? Ну, консервы… Из-за банки консервов…
— Вы, между прочим, тоже свой рюкзак не сбросили.
— Я, во-первых, не тонул, это раз. А во-вторых, у меня там запасной панцирь! На всякий случай…
Профессор машет безнадежно рукой, кладет рюкзак на бок и ложится, положив на него голову. Виктор закуривает, оглядывает местность. Затем тоже ложится на спину, ворочается и достает из-под себя ржавую консервную банку. Вертит ее перед глазами.
— Стервятник закусывал… — произносит он и отбрасывает ее от себя. — Вот ведь сволочь, ничего на болоте не указал, а там что-то есть… Может быть, конечно, потом появилось, после него…
— Слушайте, Виктор, — подает голос Профессор, не раскрывая глаз. — Что, Стервятник — единственный человек, который дошел до Золотого Круга?
— Да. Других не знаю.
— А вы знаете таких, которые шли, но не дошли?
— Знаю кое-кого… Я и сам ходил и не дошел.
— А за чем они шли?
— Кто за чем… В основном за деньгами, конечно.
— А вы?
Некоторое время Виктор неприязненно молчит.
— У меня дела свои… семейные…
— Как у Стервятника?
Виктор резко поднимается и смотрит на Профессора. Но тот лежит с закрытыми глазами, покойно сложив руки на груди.
— Ты меня со Стервятником не ровняй, — произносит Виктор угрожающе.
Профессор молчит.
— Ты Стервятника не знал, в глаза не видел, — говорит Виктор, снова укладываясь, — и меня ты не знаешь. Так что нечего нас ровнять.
— Никто никого не знает, — говорит Профессор, не открывая глаз.
— Почему?
— Потому что век наш весь в черном, — говорит Профессор. — Он носит цилиндр высокий, и все-таки мы продолжаем бежать, а затем, когда бьет на часах бездействия час и час отстраненья от дел повседневных, тогда приходит к нам раздвоенье, и мы ни о чем не мечтаем.
— Это еще что за молитва? — презрительно говорит Виктор.
— Это святой Аполлинер.
— А? А-а… Ну, я не верующий.
— Но в Золотой Круг поверили?
— Так Золотой Круг… Как же не поверить? Одна надежда на него… Ты же и сам поверил, хотя и ученый…
— Да, я поверил. Я вообще склонен верить в страшные сказки. В добрые нет, а в страшные — да… — Профессор вдруг поднимается. — А вам никогда не приходило в голову, что будет, когда поверят все? Когда они все сюда кинутся, тысячами, сотнями тысяч…
— Ну и что? И сейчас многие верят, да поди доберись!
— Доберутся, дружок, доберутся. Один из тысячи, а доберется. Стервятник ведь добрался… А Стервятник еще не самый плохой человек. Бывают люди пострашнее… Им не золото нужно, и семейных дел у них никаких нет. Они будут мир исправлять, голубчик! Всех людей на свете переделывать по своей воле… Вы представьте только, сколько их среди нас, все эти несостоявшиеся императоры всея земли, фюреры всех мастей, великие инквизиторы, фанатики, благодетели человечества, просто сумасшедшие… Думали вы об этом?
— Нет, — отвечает Виктор презрительно. — Плевать я на них хотел.
— Напрасно. Вы о них не думаете, но они-то о вас думают. Вы представьте себе на минутку, что вы нашего писателя довели-таки до Круга… Ведь он же всех ненавидит, ведь у него идеал какой — пустая зеленая земля, тишина и покой, кладбище… Я думаю, что он и сам это понял. Поэтому он и остался…
Некоторое время они молчат. Виктор задумчиво сковыривает с себя ошметки засохшей грязи.
— Нет, — говорит он. — Не знаешь ты людей, Филипп, поэтому и философию разводишь. Он, конечно, может и придет к Золотому Кругу, чтобы всю землю переделать, да ничего у него не выйдет, потому что на самом деле на землю ему плевать, а нужна ему баба, водка нужна и денег побольше… ну, в крайнем случае, чтобы у его начальника морда через пупок проросла… Фанатизмы все эти, фюреры — откуда все это берется? Либо его бабы не любят, либо желудок плохо варит и изо рта у него воняет, вот он и бесится. Вот ты — зачем идешь?
Профессор криво усмехается.
— Н-ну, не ради баб, во всяком случае.
— Да я и сам знаю, что не ради баб. Научное что-нибудь? В экспедицию тебя не взяли, вот ты и решил им всем доказать. И правильно. Правильно! Понимаешь? Не мир переделывать пришел, а свои личные дела поправить, открытие какое-нибудь сделать, чтобы все ахнули. Вот, мол, оказывается у нас Филипп-то какой, дать ему мировую премию! Так?
— Ну, допустим…
© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких