Повести > Без оружия > страница 5

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21,

Картина вторая

    На авансцене перед закрытым занавесом идут слева направо Кира и Румата. Идут медленно, не прикасаясь друг к другу.
    КИРА. Нет, этого я не смею, дон Румата. Я — простая девушка, я свое место понимаю… А я хочу только сказать, что, как вы от нас съехали, мне совсем плохо стало. Брат зверем смотрит, того и гляди — прибьет или еще чего хуже…
    РУМАТА. Ты ему скажи, сукиному коту… Ладно, я сам скажу. Но что это он на тебя взъелся?
    КИРА. Цупик, командир ихний, с тех пор к нам ни ногой. Брат говорит — из-за меня…
    РУМАТА. Как это?
    Пауза.
    КИРА. Что здесь непонятного… А Цупик, он говорит, теперь при самом канцлере, при доне Рэбе… А вы теперь в гвардии, дон Румата?
    РУМАТА. В гвардии.
    КИРА. При дворе все, наверное… Дамы там красивые, нарядные.
    РУМАТА. Этого добра там полно. Но ты, Кира, красивее их всех.
    КИРА. Это вы просто так говорите… А насчет нарядов — так я, если захочу, тоже могу купить. На рынке один ируканский купец лавку открыл, нарядами торгует, даже заморские есть, сама видела. Давеча ходила… Это знаете где? Вот как по улице Красильщиков на рынок выйдете, так сразу по правой руке она, недалеко от виселиц.
    РУМАТА. Ага…
    КИРА. Ага. Шагов сто не доходя, так что мимо них идти не приходится… Я страсть не люблю под виселицами ходить. Там теперь голых вешают, срам смотреть… Раньше, бывало, в одежде или в мешках вешали, да и то один висит, другой… А нынче целыми десятками висят, да не только мужчины, но и женщины… Так я уж стараюсь глаза в землю… А что это одна я все говорю и говорю, дон Румата, а вы все молчите… Конечно, вам, наверное, скучно со мной, да?
    РУМАТА. Нет, что ты, девочка, я слушаю…
    КИРА. Ну да, слушаете… А сами о другом чем-то думаете. Я же вижу…
    РУМАТА. Это верно. О другом. О тебе.
    КИРА. Вот уж неправда…
    РУМАТА. Вот уж правда…
    КИРА. Если бы вы обо мне думали…
    РУМАТА. Тогда что?
    КИРА. Вы бы давно… А то уже тринадцатый день, как от нас съехали, и ни разу не зашли…
    РУМАТА. Ты даже дни считаешь…
    Пауза.
    КИРА. Ладно. Мне идти пора.
    РУМАТА. Погоди. Ты по мне соскучилась.
    КИРА. Д-да… (Пятится от Руматы.)
    РУМАТА. Подойди ко мне. (Кира отчаянно трясет головой.) Подойди же, что ты?
    КИРА. Я вот о чем хочу вас попросить, дон Румата. Можно?
    РУМАТА. Конечно.
    КИРА. Снимите с меня этот браслет ваш.
    Пауза.
    РУМАТА. Почему? Не нравится тебе?
    КИРА. Нет, что вы… Только иначе они его мне вместе с рукой отрежут.
    РУМАТА. Кто?
    КИРА. Отец да брат… Четвертого дня крутили, крутили, рука даже посинела… Видите? (Показывает.) А уж ругались как… (Румата молчит.) Снимите, а? Я ведь и без браслета…
    РУМАТА. Пойдем, я тебя провожу.
    Уходят, занавес раздвигается.

    Апартаменты дона Рэбы, канцлера герцогства Арканарского. Зала, узкие, как бойницы, окна. Обширный письменный стол, заваленный бумагами, несколько кресел, В одном из кресел, неестественно выпрямившись, сидит дон Рэба — мужчина лет пятидесяти, с деревянным лицом, в темном простом костюме. В другом кресле развалился, нога на ногу, дон Кондор. В третьем, поджав под себя ноги и привалившись к подлокотнику, располагается некая дона Окана, красивая дама лет двадцати пяти, в платье с очень глубоким вырезом.
    КОНДОР. Все это очень хорошо, мой дорогой канцлер, но кто же будет покупать!
    РЭБА. Да кто угодно! Я, вы. она… Мужик и ремесленник должен только производить! Это о них сказано: пока склонены их вшивые головы над работой, не убивай их, но при всем том не давай им и жить. А тех, кто головы поднимут, убивай, как бешеных волков… И пожелавший переменить этот свыше установленный порядок есть смутьян и разрушитель установления, повинный смерти. Таковыми являются грамотеи, всякие там математики и сочинители, ибо это о них сказано: язык твой — враг мой…
    КОНДОР (смеясь). Но вы же сами грамотей, дорогой канцлер!
    РЭБА. Я имел в виду грамотеев-мечтателей, грамотеев-растлителей, грамотеев-умников! Умные нам не надобны, дон Кондор! Надобны верные… Вот я собираюсь выпустить в свет рассуждение о новом государстве…
    ОКАНА. Ах, увольте нас от ваших рассуждений, милый!
    КОНДОР. Нет-нет, прекрасная дама, это очень интересно. Продолжайте, дорогой канцлер, прошу вас…
    РЭБА. Суть сего рассуждения весьма проста. Она всего в трех… как бы это сказать…
    КОНДОР. Принципах?
    РЭБА. Вот именно. В трех принципах… (Перегибается к столу и что-то записывает.) В трех принципах. А именно: слепая вера в непогрешимость власти, беспрекословное оной повиновение, а также неусыпное наблюдение каждого за каждым.
    Пауза. Дона Окана зевает.
    КОНДОР. Гм… Каждого за каждым — это хорошо. Но позвольте, дорогой канцлер, ведь это, по сути дела, государственные принципы Области Святого Ордена!..
    РЭБА. Совершенно справедливо, дон Кондор. В рассуждении своем я тщился лишь довести эти прекрасные… гм… принципы до простоты, без всякого украшательства.
    КОНДОР. Интересно, очень интересно… И вы собираетесь ввести эти принципы в государственное устройство герцогства Арканарского?
    РЭБА. Я уже ввожу их.
    КОНДОР. А как же бароны? Родовая знать?
    РЭБА. Вот именно. бароны и родовая знать. Но ведь в вашей торговой республике, дон Кондор…
    За окнами вдруг раздается громовой топот марширующих сапог. Гремит хриплыми глотками песня:
    О чем наш серый парень может мечтать?
    О том, чтоб вещи подороже достать!
    О том, чтоб днем и ночью пиво хлестать!
    О том, чтобы в кустах молодку зажать!..
    Дон Кондор поднимается и подходит к окну, глядит вниз. Грохот сапог стихает в отдалении. Дон Кондор поворачивается.
    КОНДОР. Высокое небо, что это за ужас!
    РЭБА. Мои серые роты, дон Кондор. Мой инструмент в борьбе с баронами, книгочеями и мужичьем.
    КОНДОР. Ну и сброд!
    РЭБА. Ничего, зато преданны и жадны, как собаки. Главным образом младшие отпрыски из среднего сословия — лавочников, мясников, скотовладельцев… Плодовитый народ, эти лавочники, и у всех у них масса младших сыновей. И все рвутся исполнить свой патриотический долг. Казне это не стоит ни гроша…
    КОНДОР (возвращаясь в кресло). Казне — это вам, дорогой канцлер?
    Дона Окана хохочет и хлопает в ладоши.
    РЭБА. Они ненавидят баронов и презирает мужиков и мастеровщину. Как раз то, что нам нужно.
    КОНДОР. Ловко… Браво, мой дорогой канцлер! Вы — настоящий реформатор, вы предвосхитили идеи, которыми будут пользоваться через сотни лет!