1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96,
— Ничего себе! — сказал Изя. — Как их туда занесло?
— Кого? — тупо спросил Андрей.
— Это же наш трактор, балда!
— Какой наш трактор? Который удрал?
Изя помолчал, изо всех сил сандаля нос грязными пальцами.
— Не знаю, — сказал он. — Но понимаю ничего… А ты понимаешь? — спросил он вдруг, повернувшись к Немому.
Тот равнодушно кивнул. Изя с досадой ударил себя по коленям, но тут Немой сделал странный жест: протянул перед собой указательный палец, круто опустил его к полу, а затем поднял выше головы, описавши в воздухе вытянутое кольцо.
— Ну? — жадно сказал Изя. — Ну?
Немой пожал плечами и повторил тот же жест. И Андрей вдруг вспомнил — вспомнил и сразу все понял.
— "Падающие Звезды"! — сказал он. — Это ж надо же!.. — Он горько рассмеялся. — Надо же, когда я это понял!..
— Что ты понял? — заорал Изя. — Какие звезды?
Андрей, все еще смеясь, махнул рукой.
— Плевать, — сказал он. — Плевать, плевать и плевать! Какое нам теперь до этого дело? Хватит болтать, Кацман! Нам выжить надо, понимаешь ты? Выжить! В этом гнусном неправдоподобном мире! Нам вода нужна, Кацман!..
— Подожди, подожди… — пробормотал Изя.
— Я ничего больше не хочу! — заорал Андрей, тряся сжатыми кулаками. — Я не желаю больше ничего понимать! Не желаю ничего узнавать!.. Ведь там трупы валяются, Кацман! Трупы!.. Они ведь тоже жить хотели, Кацман! А теперь просто вздулись и гниют!
Изя, выпятив бороду, слез с кровати, схватил Андрея за куртку и с силой посадил на пол.
— Тихо! — сказал он страшно сопя. — По морде тебе дать? Сейчас дам. Баба!
Андрей скрипнул зубами и замолчал. Изя отдуваясь вернулся на койку и снова принялся скрестись.
— Трупов он не видал… — ворчал он. — Мира этого он не видал… Баба.
Андрей, уткнувшись лицом в ладони, давил и затаптывал в себе бессмысленный отвратительный вой. Но краем сознания он уже понимал, что с ним сейчас происходит, и это помогало. Очень страшно было: быть здесь, среди мертвецов, еще вроде бы живым, но на самом-то деле уже мертвым… Изя говорил что-то, но он не слушал. Потом его отпустило.
— Что ты говоришь? — спросил он, отнимая руки от лица.
— Я говорю, что пойду пошарю у солдатни, а ты пошарь у интеллигенции. И в комнате у Кехады пошарь — у него там где-то геологический эн-зэ должен храниться… Не дрейфь, перезимуем…
В этот момент погасло солнце.
— М-мать! Вот некстати! — сказал Изя. — Теперь фонарь надо искать… Подожди-ка, ведь твой фонарь у меня должен быть…
— Часы, — сказал Андрей с трудом. — Часы надо поставить…
Он поднес запястье к глазам, разглядел фосфоресцирующие стрелки и поставил их на двенадцать ноль-ноль. Изя, ругаясь сквозь зубы, возился в темноте, двигал зачем-то койку, шуршал бумагой. Потом чиркнула и разгорелась спичка. Изя стоял посредине комнаты на карачках и водил спичкой из стороны в сторону.
— Ну чего вы расселись, мать вашу!.. — заорал он. — Фонарь ищите! Живее, а то у меня спичек всего три штуки!..
Андрей нехотя поднялся, но Немой уже нашел фонарь, поднял стекло и передал Изе. Стало светлее. Изя, сосредоточенно шевеля бородой, регулировал горелку. Руки у него были крюки, горелка не желала регулироваться. Немой, весь лоснящийся от пота, вернулся в угол, сел на корточки и оттуда жалобно и преданно глядел на Андрея распахнутыми глазами ребенка. Воинство. Огрызки битой армии…
— Дай сюда фонарь, — сказал Андрей.
Он отобрал у Изи фонарь, наладил горелку и приказал:
— Пошли.
Он толкнул дверь в комнату полковника. Окна здесь были плотно закрыты, стекла целы, и поэтому смрада совсем не чувствовалось. Пахло табаком и одеколоном. Полковником.
Все было аккуратно прибрано, два упакованных чемодана отсвечивали добротной кожей, походная раскладная койка застелена была без единой морщинки, в головах на гвозде висела портупея с кобурой и фуражка с громадным козырьком. На громоздком комоде в углу стоял на войлочном кружке газовый фонарь, рядом — коробок спичек, стопка книг, футляр с биноклем…
Андрей поставил свой фонарь на стол и еще раз огляделся. Поднос с флягой и перевернутыми стаканчиками оказался на полке пустого стеллажа.
— Подай, — сказал он Немому.
Немой кинулся, схватил и поставил поднос на стол, рядом с фонарем. Андрей разлил коньяк по стаканчикам. Стаканчиков было всего два, и для себя он наполнил колпачок фляжки.
— Берите, — сказал он. — За жизнь.
Изя одобрительно посмотрел на него, взял стаканчик, понюхал с видом знатока.
— Это вещь! — сказал он. — За жизнь, значит?.. Да разве это жизнь? — он хихикнул, чокнулся с Немым и выпил. Глаза его увлажнились. — Хорошо-о… — слегка осипшим голосом проговорил он.
Немой тоже выпил — как воду, без всякого интереса. А Андрей все еще стоял с полным колпачком и пить не торопился. Что-то ему еще хотелось сказать, он и сам не знал толком — что. Какой-то очередной большой этап заканчивался и начинался новый. И хотя ничего хорошего от завтрашнего дня ожидать не приходилось, завтрашний день все-таки был реальностью — особенно ощутимой потому, что это будет, может быть, один из очень и очень немногих оставшихся дней. Это было совсем не знакомое Андрею и очень острое ощущение.
Но он так и но придумал, что еще сказать, — только повторил: "За жизнь" — и выпил.
Потом он зажег газовый фонарь полковника и вручил его Изе, пообещав:
— Если и этот раскокаешь, борода безрукая, надаю по шее…
Изя, оскорбленно ворча, удалился, а Андрей все медлил уходить, рассеянно оглядывая комнату. Следовало бы, конечно, пошарить здесь — наверняка у Дагана хранилась для полковника какая-нибудь заначка, — но шарить именно здесь почему-то казалось… стыдным, что ли?
— Не стесняйтесь, Андрей, не стесняйтесь, — услыхал он вдруг знакомый голос. — Мертвым ничего не нужно.
Немой сидел на краю стола, болтая ногой, и это уже был не Немой, точнее — не совсем Немой. Он по-прежнему был в одних штанах и с тесаком на широком поясе, но кожа его стала теперь сухой и матовой, лицо округлилось, на щеках проступил здоровый персиковый румянец. Это был Наставник — собственной персоной, — и Андрей впервые при виде него не ощутил ни радости, ни надежды, ни подъема. Он ощутил досаду и неловкость.
— Опять вы… — проворчал он, поворачиваясь к Наставнику спиной. — Давненько не видались…
Он подошел к окну и, прижавшись лбом к теплому стеклу, стал смотреть во тьму, слабо озаряемую огоньками догорающей волокуши.
— А мы тут, как видите, помирать собрались…
— Зачем же помирать? — бодро произнес Наставник. — Надо жить! Умереть, знаете ли, никогда не поздно и всегда рано, не так ли?
— А если мы не найдем воды?
— Вы ее найдете. Всегда находили и теперь найдете.
— Хорошо. Найдем. Жить около нее всю жизнь? Зачем же тогда жить?
— А зачем вообще жить?
— Вот и я все думаю: а зачем жить? Глупую я прожил жизнь, Наставник. Дурацкую какую-то… Болтался все время как дерьмо в проруби — ни вверх, ни вниз. Сначала за идеи какие-то сражался, потом — за дефицитные ковры, а потом совсем уже ополоумел… людей вот погубил…
— Ну-ну-ну, это несерьезно, — сказал Наставник. — Люди всегда гибнут. При чем же тут вы?.. Вы начинаете новый этап, Андрей, и на мой взгляд — решающий этап. В известном смысле даже хорошо, что все получилось именно так. Рано или поздно все это с неизбежностью должно было произойти. Ведь экспедиция была обречена. Но вы могли бы погибнуть, так и не перейдя этого важного рубежа…
— Что же это за рубеж, интересно? — произнес Андрей, усмехаясь. Он повернулся к Наставнику лицом. — Идеи уже были — всякая там возня вокруг общественного блага и прочая муть для молокососов… Карьеру я уже делал, хватит, спасибо, посидел в начальниках… Так что же еще может со мной случиться?
© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких