Романы > Далекая Радуга > страница 27

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32,

Глава 9


    "Тариэль-Второй", десантный сигма-Д-звездолет, создавался для переброски на большие расстояния небольших групп исследователей с минимальным комплектом лабораторного оборудования. Он был очень хорош для высадки на планеты с бешеными атмосферами, обладал огромным запасом хода, был прочен, надежен и на девяносто пять процентов состоял из энергетических емкостей. Разумеется, на корабле был жилой отсек из пяти крошечных кают, крошечной кают-кампании, миниатюрного камбуза и вместительной рубки, сплошь заставленной пультами приборов управления и контроля. Был на корабле и грузовой отсек — довольно обширное помещение с голыми стенами и низким потолком, лишенное принудительного кондиционирования, пригодное (в самом крайнем случае) для устройства походной лаборатории. Нормально "Тариэль-Второй" принимал на борт до десяти человек, считая с экипажем.
    Детей грузили через оба люка: младших — через пассажирский, старших — через грузовой. Возле люков толпились люди, и их было гораздо больше, чем ожидал Горбовский. С первого же взгляда было видно, что здесь не только воспитатели и родители. Поодаль громоздились ящики с нерозданными ульмотронами и с оборудованием для Следопытов Лаланды. Взрослые были молчаливы, но у корабля стоял непривычный шум: писк, смех, тонкоголосое нестройное пение — тот гомон, который во все времена был так характерен для интернатов, детских площадок и амбулаторий. Знакомых лиц видно не было, только в стороне Горбовский узнал Алю Постышеву. Да и она была совсем другая — поникшая и грустная, одетая очень изящно и аккуратно. Она сидела на пустом ящике, положив руки на колени, и смотрела на корабль. Она ждала.
    Горбовский вылез из птерокара и направился к звездолету. Когда он проходил мимо Али, она жалостно улыбнулась ему и сказала: "А я Марка жду". "Да-да, он скоро выйдет", — ласково сказал Горбовский и пошел дальше. Но его сразу остановили, и он понял, что добраться до люка будет не так просто.
    Крупный бородатый человек в панаме преградил ему дорогу.
    — Товарищ Горбовский, — сказал он. — Я вас прошу, возьмите.
    Он протянул Горбовскому длинный тяжелый сверток.
    — Что это? — спросил Горбовский.
    — Моя последняя картина. Я Иоганн Сурд.
    — Иоганн Сурд, — повторил Горбовский. — Я не знал, что вы здесь.
    — Возьмите. Она весит совсем немного. Это лучшее, что я сделал в жизни. Я привозил ее сюда на выставку. Это "Ветер"…
    У Горбовского все сжалось внутри.
    — Давайте, — сказал он и бережно принял сверток.
    Сурд поклонился.
    — Спасибо, Горбовский, — сказал он и исчез в толпе.
    Кто-то крепко и больно схватил Горбовского за руку. Он обернулся и увидел молоденькую женщину. У нее дрожали губы и лицо было мокрое от слез.
    — Вы капитан? — спросила она надорванным голосом.
    — Да, да. Я капитан.
    Она еще больнее стиснула его руку.
    — Там мой мальчик… На корабле… — губы начали кривиться. — Я боюсь…
    Горбовский сделал удивленное лицо.
    — Но чего же? Там он в полной безопасности.
    — Вы уверены? Вы обещаете мне?..
    — Он там в полной безопасности, — повторил Горбовский решительно. — Это очень хороший корабль!
    — Столько детей, — сказала она, всхлипывая. — Столько детей!..
    Она отпустила его руку и отвернулась. Горбовский, потоптавшись в нерешительности, пошел дальше, загораживая руками и боками шедевр Сурда, но его тут же схватили с обеих сторон под локти.
    — Это весит всего три кило, — сказал бледный угловатый мужчина. — Я никогда никого ни о чем не просил…
    — Вижу, — согласился Горбовский. Это действительно было заметно.
    — Здесь отчет о наблюдениях Волны за десять лет. Шесть миллионов фотокопий.
    — Это очень важно! — подтвердил второй человек, державший Горбовского за левый локоть. У него были толстые, добрые губы, небритые щеки и маленькие умоляющие глазки. — Понимаете, это Маляев… — он указал пальцем на первого. — Вы непременно должны взять эту папку…
    — Помолчите, Патрик, — сказал Маляев. — Леонид Андреевич, поймите… Чтобы это больше не повторилось… Чтобы больше никогда, — он задохнулся, — чтобы больше никто и никогда не ставил перед нами этот позорный выбор…
    — Несите за мной, — сказал Горбовский. — У меня заняты руки.
    Они отпустили его, и он сделал шаг вперед, но ударился коленом о большой, закутанный в брезент предмет, который с явным трудом держали на весу двое юношей в одинаковых синих беретах.
    — Может, возьмете? — пропыхтел один.
    — Если можно… — сказал другой.
    — Мы два года ее строили…
    — Пожалуйста.
    Горбовский покачал головой и стал их осторожно обходить.
    — Леонид Андреевич, — жалобно сказал первый. — Мы вас умоляем.
    Горбовский снова покачал головой.
    — Не унижайся, — сказал второй сердито. Он вдруг отпустил свой угол, и закутанный предмет с треском ударился о землю. — Ну что ты держишь?
    Он с неожиданной яростью пнул свой аппарат ногой и, сильно прихрамывая, пошел прочь.
    — Володька! — крикнул первый с тревогой ему вслед. — Не сходи с ума!
    Горбовский отвернулся.
    — Скульпторам, конечно, надеяться не на что, — сказал над его ухом вкрадчивый голос.
    Горбовский только помотал головой: говорить он не мог. За его спиной, наступая ему на пятки, хрипло дышал Маляев.
    Еще группа каких-то людей с рулонами, свертками и пакетами в руках разом стронулась с места и пошла рядом.
    — Может быть, имеет смысл сделать так… — нервно и отрывисто заговорил один из них. — Может быть, все… Сложить все у грузового люка… Мы понимаем, что шансов мало… Но вдруг все-таки останутся места… В конце концов это не люди, это вещи… Рассовать их где-нибудь… как-нибудь…
    — Да… да… — сказал Горбовский. — Я вас прошу, займитесь этим. — Он приостановился и переложил шедевр на другое плечо. — Сообщите об этом всем. Пусть сложат у грузового люка. Шагах в десяти и в стороне. Хорошо?
    В толпе произошло движение, стало не так тесно. Люди с рулонами и свертками начали расходиться, и Горбовский выбрался, наконец, на свободное пространство возле пассажирского люка, где малыши, выстроенные парами, ждали очереди попасть в руки Перси Диксона.
    Карапузы в разноцветных курточках, штанишках и шапочках пребывали в состоянии радостного возбуждения, вызванного перспективой всамделишного звездного перелета. Они были очень заняты друг другом и голубоватой громадой корабля и одаривали толпившихся вокруг родителей разве что рассеянными взглядами. Им было не до родителей. В круглом отверстии люка стоял Перси Диксон, облаченный в стариннейшую, давно забытую парадную форму звездолетчика, тяжелую и душную, с наспех посеребренными пуговицами, со значками и ослепительными позументами. Пот градом катился по его волосатому лицу, и время от времени он взревывал морским голосом: "По бим-бом-брамселям! По местам стоять, с якоря сниматься!" Это было очень весело, и восторженные мальки не спускали с него завороженных глаз. Тут же были двое воспитателей: мужчина держал в руке списки, а женщина очень весело пела с ребятишками песенку о храбром носороге. Ребятишки, не отрывая глаз от Диксона, подпевали с большим азартом, и каждый тянул свое.


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь