Киносценарии > День затмения > страница 4

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15,


    Малянов картинно развел руки.
     — Ну, это уже все! — провозгласил он. — Вызываю специалиста. Пора.
     — Не смейтесь! — сказала Лидочка. — Ничего смешного здесь нет! Вы просто ничего не понимаете… Вы как каменный… Шуточки, прибауточки, а глаза — мертвые, пустые, и весь вы там… — Она ткнула пальцем в сторону кабинета. — С вашими дурацкими проклятыми формулами!.. Вы же не соизволили узнать меня. Я для вас сейчас чучело гороховое, посмешище, а тогда ухаживали, руки целовали… цветы…
    Малянов не глядя нащупал стул и уселся.
     — Какие цветы? — сказал он растерянно. — Когда?
     — Четыре года назад. В Гаграх. Вы еще ходили в такой желтенькой рубашке с надписью: "Дельта сайнс фикшн"… — Она вдруг улыбнулась сквозь слезы. — Помните, как вы меня тогда дразнили: "Лидия! Отвратительная мидия!.." Мы с вами мидий собирали и варили из них похлебку с луком. Ну неужели вы совсем ничего не помните?!
    Малянов, растерянно таращивший на нее глаза, не успел ничего ответить, потому что в дверь забарабанили и затрезвонили разом, будто целая толпа хулиганов рвалась в квартиру, но оказалось, что это всего-навсего один тощий старикашка — сосед с нижнего этажа.
     — Вы что тут — с ума все сошли! — ужасным фальцетом вопил он. — Ведь у меня же там все затопило! Что вы тут делаете? Куда смотрите? Потолок же обваливается… обои! Книги!..
    Малянов метнулся в ванную. Ванна была переполнена, на полу — по щиколотку воды. Горячей. С паром.
     — Лидия! — загремел Малянов. — Ведь я же предупреждал вас, что сток не работает!..
    Он схватил тряпку, пустое эмалированное ведро и шагнул в ванную.
    Он собирал воду тряпкой и отжимал ее в ведро. Она работала мусорным совком, и довольно ловко. Оба они были мокрые от пота, воды и пара, а старикашка реял над ними, не переставая браниться и жаловаться.
     — Надо быть самой фантастической коровой…
     — Не предупреждали вы меня! Не предупреждали, и все!
     — Самой надо соображать! Самой! Голова вам на что?
     — Нет, таких людей нельзя селить в современном доме! — Это уже старикашка. — Это же дикие люди! Таким надо жить в деревне, в кишлаке… Из шайки мыться!..
     — Я вам говорил, что струя слишком сильная?
     — Нет, не говорили!
     — Я вам…
     — Не говорили, не говорили, не говорили!!!
     — Из шайки, из корыта мыться, но не в ванне…
     — Второе ведро возьмите, я вам говорю! В кладовке!
     — Откуда мне знать, где тут у вас кладовка!..
     — Нет, я все понимаю! — Это — старикашка. — Я сам интеллигентный человек. Но ежегодно устраивать потоп… Ежегодно!
    И звенит совок о край ведра, и всхлипывает залитая слезами Лидочка, и ужасно кряхтит Малянов, ползая на коленках по мокрому кафелю пола.
    Малянов стоял над своим рабочим столом, тщательно утирался большим махровым полотенцем и тупо рассматривал огненно-красный контур на чертеже, забытом на столе. По всей квартире было натоптано мокрыми ногами, входная дверь распахнута настежь, гремел мусоропровод с лестницы, и доносились из кухни душераздирающие рыдания.
    Малянов тяжело вздохнул, смял чертеж с красным контуром, бросил бумажный комок на пол и, растирая полотенцем спину, направился в кухню.

    Все уладилось, впрочем, наилучшим образом. Они вкусно и с аппетитом поужинали, выпили водочки из роскошной импортной бутылки, потом откупорили хванчкару. Лидочка раскраснелась, развеселилась и чудо как похорошела. Малянов в свежей белой сорочке и причесанный выглядел почти элегантным — мешала, однако, трехдневная щетина. Разговоры велись самые легкомысленные. Например, о ложной памяти.
     — Да нет же, Дмитрий Алексеевич! Я все помню совершенно отчетливо! И эту вашу ярко-желтую рубашечку, и голос ваш, и какие стихи вы мне читали над морем…
     — Какие же?
     — "Старый бродяга в Аддис-Абебе, покоривший многие племена…"
     — Гм. Мо-от быть, мо-от быть… Но, золотко мое…
     — Ирина нас познакомила, а потом сама же и ревновала ужасно…
     — Вполне! Вот это — вполне! Очень похоже на мою первую жену. Но, Лидочка, поймите… Да, я люблю женщин. К чему скрывать? И они меня любят. И у меня было их много. И моей первой жене это чертовски не нравилось… Но, деточка, не настолько же много их у меня было, чтобы я забывал целые эпизоды!
     — А как пограничники за нами гнались, тоже не помните?
     — Нет. А почему это за нами вдруг погнались пограничники?
     — Мы сидели с вами на пляже поздно вечером. Они прошли мимо, а вы прошептали им вслед таким зловещим шепотом, на весь пляж: "Место посадки обозначьте кострами…"
    Малянов радостно ржал, мотал щеками и приговаривал:
     — И все-таки не было этого ничего. Не было! Ложная память, дитя мое, ложная память… Это все вам приснилось…
    Лидочка с почти священным трепетом рассматривала пустой уже панцирь омара, в то время как Малянов излагал ей предысторию сегодняшнего ужина.
     — …И вино, и водка, и зелень, и все эти вкусности… Представляешь, мать? — Они уже были на "ты".
     — И все оплачено?
     — И все оплачено! Кем? Не знаю. Как все это получилось? Представления не имею…
     — Но ведь ты понимаешь, Митя, что так не бывает. Даром ничего не бывает. За все приходится когда-нибудь платить. И хорошо, если деньгами. Потому что если не деньгами, то чем же?
    Лидочка говорила все это так серьезно, с такой неожиданной печалью и горечью в голосе, что Малянов, убиравший столовой ложкой остатки салата, приостановил свое занятие и посмотрел на нее с сомнением.
    Строгая и грустная девушка сидела перед ним. Красивая. Очень чужая и странная. За спиной ее качалась и шевелилась на стене огромная бесформенная тень. А омар в тонких пальцах шевелился как живой и словно пытался вырваться, освободиться, уползти куда-нибудь подальше.
    В легком разговоре возник явный и неприятный перебой. Оба молчали. Оба искали, что сказать, и не находили. Малянов несколько судорожно схватил бутылку и принялся старательно подливать вино в стаканы, и без того полные.
     — Ну-ну уж, прямо-таки… — промямлил он. — С-слушай… Да! А какие у тебя, мать, планы в нашем прекрасном городишке?
     — Планы? — Этот простой вопрос привел, по-видимому, Лидочку в полное недоумение. Она явно не знала, что на него ответить. — У меня?
     — У тебя, у тебя.
     — А что тут у вас есть?
     — Н-ну, как что? Море. Пустыня вон, за сопками… Все есть. Обсерватория. Старый город… Мечеть одиннадцатого века… Слушай, старуха, ты все равно стоишь, достань-ка вон там, с полки, альбом…
    Лидочка сейчас же послушно вскочила за альбомом, и Малянов, оживившись, принялся рассказывать про мечеть и про обсерваторию, иллюстрируя свою импровизированную лекцию фотографиями из альбома.
    Потом, когда со стола было убрано, сели пить чай с вареньем. Малянов все порывался рассказать о своей работе, но Лидочку это совсем не интересовало. Более того, разговоры о маляновской работе не то злили, не то раздражали ее.
     — Не надо, Митя! Не хочу!
     — Нет, мать. Ты попробуй представить себе эту картину: жуткая черная бездна, пустота… пустота абсолютная, человек не может себе такую даже вообразить — ни пылинки, ни искорки, ничего! И ледяной холод. Мрак и холод. И вдруг, словно судорога, — взрыв, беззвучный, конечно, звуков там тоже нет… И эта мрачная пустота… это пустое пространство содрогается и сминается, как пластилиновая лепешка…
     — Ну не надо, Митя! Я прошу вас, пожалуйста… Не могу я, когда вы об этом говорите и даже думаете… Я не шучу, не смейтесь…


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь