1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15,
— Стой! Я же не про тебя, Фил!.. Давай кофейку сейчас сварганим…
— Спасибо, нет… Да и не умеешь ты кофе варить, если откровенно…
— Ну, ты заваришь! По-венски, а? А потом омара будем тушить. С картошкой!
Но Вечеровский уже неудержимо продвигался к двери.
— Я ведь, собственно, забежал к тебе на минутку. У меня же лекция сегодня… Да, кстати, фамилия Снеговой тебе ничего не говорит?
— Арнольд Палыч? — удивился Малянов. — Он вот в той квартире живет. Дверь дерматином обита.
Они стояли на пороге маляновской квартиры и через лестничную площадку смотрели на обитую дерматином дверь. Потом Вечеровский проговорил медленно:
— Вот как?
— А в чем дело? — спросил Малянов. Реакция Вечеровского была ему непонятна и показалась странной. — Он тебе нужен? Так он уехал только что, я видел в окно…
Вечеровский пару раз моргнул, все еще глядя на дерматиновую дверь, потом спросил:
— А кто он, собственно, такой?
— Инженер, по-моему. А что?
— А где работает?
— Не знаю. Кажется, на объекте. Знаешь объект на Южном мысе? По-моему, там. А что случилось, Фил?
— Где? — странно спросил Вечеровский, обратив наконец на Малянова свои белесые глаза. Малянов от такого вопроса смешался, и Вечеровский, отдав ему что-то вроде чести указательным пальцем, направился к лестнице.
Малянов работал. Пишмашинка с вставленным полуисписанным листом стояла теперь на полу в стороне. Ее место на столе занял микрокалькулятор, и Малянов, нависая над ним, пыхтя и обливаясь потом, пальцем левой руки набирал программу, считывая ее с длинного листка бумаги. Набрал, запустил счет. Калькулятор замигал красным окошечком дисплея, а Малянов удовлетворенно откинулся на спинку стула, отдуваясь и слизывая пот с верхней губы.
Затрещал телефон. Малянов приподнял и тут же опустил трубку жестом совершенно механическим.
За окном уже надвигался вечер. Люди появились на улице. У подъезда на скамеечке сидели неподвижные черные старухи. Жара спадала. Меднокрасное солнце тяжело висело над голыми скалами-сопками, окружившими город.
Малянов быстро писал формулы, строчка за строчкой, густо, ровно, как по линеечке. Потом вывел с особой тщательностью: "Легко видеть". Обвел рамкой. Второй. Третьей… Нервно захихикал, подсигивая на стуле. Застыл с идиотской улыбкой, выкатив невидящие глаза.
— Легко видеть! — провозгласил он.
Голос у него был хриплый, и он откашлялся. Телефон брякнул неуверенно. Малянов строго посмотрел на него и сказал:
— Теперь, на самом деле, надо насчет пучностей уточнить… На самом деле, насчет пучностей чушь какая-то у нас получилась, Малянов… — Он принялся перебирать листочки, разбросанные по столу и по полу. — "Отсюда ясно…" — прочитал он. — Вот тебе и ясно. Ясно, что ничего не ясно…
И тут раздался звонок в дверь.
За порогом квартиры стояла понуро, словно отбывая некое неведомое наказание, нескладная молоденькая девица в унылой длинной юбке и затрапезной кофте неопределенного фасона. Испуганные, слегка косящие глаза за толстыми стеклами очков. Костлявые лапки прижимают к животу тоскливого вида ридикюль. И возвышается у ног чудовищный полуторный чемодан, обвязанный белой бечевкой…
Малянов, свирепо хмурясь и играя желваками, еще раз перечитал записку.
— Узнаю свою первую жену, — произнес он с горечью.
— Она сказала, что вы будете только рады… — пролепетала девица.
— Ну еще бы! — сказал Малянов саркастически. — "Она тебе оч. понрав.", — процитировал он из записки. — Это вы. Вы мне оч. понрав.
— Да… — угасающим голосом проблеяла девица. — Но я не буду мешать.
Малянов глянул на нее почти злобно, но тут же спохватился. В сущности, он был человек добрый и склонный к сочувствию.
— Ладно, — сказал он. — Победила дружба. Заходите. Лидочка?
— Да, — сказала девица, счастливо заулыбавшись. У нее даже глаза за очками увлажнились подозрительно. Она подхватила свой чудовищный чемодан и двинулась вперед. Малянов еле-еле успел перехватить.
— Ого! — крякнул он. — Что у вас там? Походная библиотека? Нет, вот сюда, налево…
Он почти протолкнул растерявшуюся Лидочку в бывшую детскую.
Здесь в углу пестрели заброшенные и забытые игрушки. Стены были увешаны яркими детскими картинками. Кое-где темнели квадраты невыгоревших обоев — там, где какие-то картинки были сняты…
Малянов грохнул чемодан в угол и приказал Лидочке сесть. Она поспешно и послушно опустилась на кушетку, глядя на Малянова овечьим взглядом.
— Спать будете здесь! — распорядился Малянов. — Окно можете открыть. Белье — в шкафу. Сортир — налево за углом. Найдете. Ванна там же. Очень удобно. Я буду работать. Пока я работаю, в доме должна царить абсолютная тишина. Ваша подруга, она же моя первая жена, этого не понимала, поэтому я ее выгнал. Сечете?
В косеньких глазах появился ужас. Малянову это очень понравилось.
— Можете лежать, сидеть, читать. Можете играть вот с тем зайцем. Но тихо! Никакой беготни, никаких этих считалок, песенок и тэ дэ…
Внезапно чудовищный чемодан поехал сам собою по полу и повалился набок. Загудело за окном. Качнулась люстра. Лидочка ошеломленно ойкнула и вцепилась обеими руками в кушетку.
— Спокойно! — сказал Малянов. — Это маленькое землетрясение. В вашу честь. У нас тут бывает… А завтра ожидается даже небольшое солнечное затмение. Тоже — в вашу, как я понимаю, честь…
За окном было уже совсем темно. Малянов включил настольную лампу и сидел за столом, положив волосатые кулаки по обе стороны от чистого листка бумаги, набычившись, выдвинув челюсть, словно собирался наброситься на кого-то, кто сидит по другую сторону стола. Но там никого не было. И в комнате никого не было. Дверь закрыта. Слышно, как ворчит вода в ванной и позвякивает посудой Лидочка на кухне. Потом там раздается отчаянный сдавленный вопль, дребезг стекла, и наступает мертвая тишина.
Малянов вздрогнул и посмотрел на закрытую дверь. Выражение его лица переменилось. Он вытянул губы дудкой, повел носом, как всегда, когда намеревался сострить, но тут же забыл обо всем, схватил фломастер и нарисовал на листке жирный красный контур, а на контуре — стрелку. Взял другой фломастер — зеленый. Рядом со стрелкой красиво вывел "е". Откинулся на спинку, чиркнул спичкой, закурил удовлетворенно, но тут скрипнула дверь, и Лидочка, просунувшись в комнату половинкой жалкой физиономии, пролепетала горестно:
— Дмитрий Алексеевич, я чашку разбила.
— Как! — театрально провозгласил Малянов, развлекаясь. — Еще одну?
— Да. Синюю. С корабликом.
Малянов встал.
— Черт побери! — сказал он уже без всякой театральности. — Извините, Лидия, но вы все-таки поразительная корова!
— Я нечаянно, Дмитрий Алексеевич!..
Малянов проследовал на кухню. Стол там был накрыт к ужину, и со вкусом. Кушанья разложены по тарелочкам. Салат. Зелень. Капельки воды весело искрились на свежевымытой редиске…
А на углу стола лежала синяя чашка в трех частях. Малянов взял в руку одну из частей и бережно покрутил ее в пальцах. Взял вторую. Попытался сложить. Части сложились охотно, и образовалась золотистая надпись: "…ому папе на день рожде…".
Малянов посмотрел на Лидочку. Та обессиленно опустилась под его взглядом на табуретку, и поза ее выразила такое отчаяние, что он смягчился.
— Ладно уж, — сказал он. — Долой сантименты! Где ведро?
— Не надо в ведро, — сказала Лидочка. — Я сама склею.
— С вашими способностями вам знаете что надо склеивать?
— Не знаю, — сказала Лидочка отчаянно. — Я вам еще доску расколола.
— Какую доску?!
— Деревянную. Для хлеба.
© 2009-2023 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких