1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12,
— Всех не спасешь, верно? — произнес незнакомый голос.
Тут только Андрей Т. обнаружил рядом с собой некоего дядю. Был этот дядя в комбинезоне с лямками на голое загорелое тело, отличался изрядным ростом и чем-то очень напоминал соседа по лестничной площадке по прозвищу Конь Кобылыч. Голос у него был низкий и приятный, и смотрел он на Андрея_Т. ласково и приветливо.
— Хорошо еще, что сам жив остался, — продолжал он. — А ну раздевайся, давай обсушимся, да и подзаправиться не мешает…
Он в два счета освободил Андрея от мокрой одежды, быстро и ловко развесил все на горячих трубах парового отопления и набросил Андрею на голые плечи огромное теплое мохнатое полотенце.
— Смельчак, смельчак… — приговаривал он при этом. — Если можно так выразиться, рыцарь без страха и упрека… Молодец, ничего не скажешь…
Он усадил Андрея за уютный столик у стены, быстро и ловко выставил на скатерть большой кипящий чайник, пузатый заварочный чайник и цветастую чашку с блюдцем, затем присел к столику и сам.
— В здешних палестинах так нельзя, — говорил он с ласковой укоризною. — Здесь головой надобно работать, головой. А вы все ногами норовите, ногами. Вот и хватили шилом патоки. Не-ет, не зная броду, не суйся в воду. А то ведь дурная голова покоя ногам не даст, нипочем не даст. Уж поверьте мне, кривой-то дорожкой ближе напрямик…
Андрей Т. слушал и давался диву, а между тем уже отхлебывал из цветастой чашки крепкий чай с молоком и поедал нечто белое, пухлое, очень вкусное, в обычной жизни почти не бывающее, надо полагать — калач.
— Вы, мой огурчик, вступились в дело опасное и безнадежное, — продолжал новоявленный Конь Кобылыч. — Вы и понятия не имеете, куда вас несет. Вот миновали вы воду. Хорошо. Даже превосходно. А огонь? А медные трубы? Об этом вы подумали, луковка моя сахарная? Положим, что вам своей головы не жаль. Ну, а о маме вы подумали? Подумали о мамочке своей? Не подумали. По глазам вижу, что не подумали, капустка вы моя белокочанная! А об отце?..
Все тот же огромный четырнадцатилетний опыт подсказывал Андрею, что подобные аргументы старших следует переносить молча и с наивозможно виноватым видом. Тем не менее Андрей_Т. поставил чашку и произнес с достоинством:
— Собственно, я ведь…
— Не подумали! — гаркнул Конь Кобылыч и подлил ему горячего из чайника и молочника. — Об отце вы тоже не подумали!
— Но ведь Генка…
Конь Кобылыч воздел руки над головой.
— Ну разумеется — Генка! — с горестной усмешкой воскликнул он. — Генка — прежде всего! Юбер аллес, если можно так выразиться. А мать пусть рвет на себе волосы и валяется в беспамятстве! А отец пусть скрипит зубами от горя и слепнет от скупых мужских слез! Пусть! Главное, конечно, — это Генка!
Тут Спиридон, стоявший до того тихонько на краю стола, внезапно запел:
Конь Кобылыч протянул руку, щелкнул верньером и поставил Спиридона под стол.
— Генка — только о нем мы и думаем днем и ночью, — горестно продолжал он. — Для него мы совершаем геройские подвиги вместо того, чтобы лишний раз взять в руки учебник по литературе. Дурака Генку спасать — вот это подвиг и ура, это не то что постараться на твердую четверку по литературе выползти… Как же — Генка!
Андрей Т. насупился. Конь Кобылыч при всем своем гостеприимстве и прочих приятных качествах был пустой болтун и больше ничего. Андрея так и подмывало повернуться к нему спиной и засвистеть маршик из "Моста через реку Квай". Все, что он говорил о родителях и Генке, было глупо и несправедливо. Есть вещи, которые нельзя не делать несмотря ни на что. Например, люди идут сражаться за родину. Или погибают, спасая женщин и детей. Или летят в космос. Да мало ли еще? И нечего приплетать сюда родителей и, тем более, тройки по литературе. И нечего выключать Спиридона.
Андрей Т. решительно отодвинул чашку и встал.
— Спасибо, — сказал он. — Мне пора.
Конь Кобылыч приятно улыбнулся.
— Подкрепились? — осведомился он умильно.
— Подкрепился. Спасибо, — ответствовал Андрей Т.
— Пообсохли?
— Пообсох. Спасибо.
— Самочувствие нормальное?
— Нормальное.
— Ну, будем одеваться, когда так.
Андрей Т. принялся одеваться. Ему хотелось поскорее уйти, и ему была неприятна близость Коня Кобылыча, а тот вертелся вокруг и помогал натягивать, зашнуровывать, застегивать и одергивать. Когда они застегнули последнюю "молнию" (на лыжной куртке до повязки на горле), он отступил на шаг, полюбовался и сказал:
— Вот и ладненько. А теперь домой, к мамочке.
"Фиг тебе — к мамочке!" — злорадно подумал Андрей Т. он достал из-под стола Спиридона и взглянул на светящийся циферблат на стене. Двадцать три ноль-три.
— До свидания, сказал он и направился к дверному проему.
— Куда же вы? — вскричал Конь Кобылыч. — Вам не туда! Вам обратно!
— Туда, туда, — успокоительно сказал ему Андрей_Т., не останавливаясь. — Туда, и не мимо!
— А как же мама? — вопил вслед Конь Кобылыч. — А медные трубы? Вы забыли про медные трубы!
Но Андрей Т. больше не откликался. Он на ходу повернул верньер до щелчка, и Спидлец немедленно взвыл:
"Мы расстаемся навсегда, пускай бегут года…"
Сразу за порогом широкого дверного проема оказался тускло освещенный зал с зеркальным паркетом и с воздухом столь необыкновенно сложного состава, что уже на двадцати шагах ничего нельзя было различить за какой-то бесцветной дымкой. Однако сразу с порога же имела место уходящая по паркету дорожка черного дерева, и Андрей_Т. понял, что опасность заблудиться ему не грозит. Он решительно зашагал по черным полированным квадратикам, стараясь отогнать расслабляющие воспоминания о своем подвиге в бассейне и о сладком чае с молоком и калачом. Он полагал, что главные испытания еще впереди и к ним нужно быть морально готовым. Вскоре он достиг своего: слова Коня Кобылыча о медных трубах (а кстати, и об огне), вначале с пренебрежением забытые им, не шли больше у него из головы.
И вот в ту самую минуту, когда зловещие слова эти пустили особенно прочные корни в сознании Андрея, черная дорожка под его ногами вдруг раздвоилась. Две совершенно одинаковые черные дорожки поуже уходили в бесцветную дымку вправо и влево под углом в две трети "пи". Причем поперек правой дорожки было большими белыми буквами написано: "Для умных", а поперек левой — "Для не слишком".
Заложив руки со Спиридоном за спину, Андрей Т. стоял на распутье, и горькая мудрая усмешка стыла на его хорошо очерченных губах. Легко справившись с мальчишеским желанием выкрикнуть в пространство что-либо обидное и погрозить (в пространство же) кулаком, он произнес короткий внутренний монолог:
— Не очень-то вы балуете нас разнообразием, господа! Выражаясь вульгарным жаргоном Пашки Дробатона, второй раз хохма — это уже не хохма. Нас опять ставят перед бесчестным выбором: либо забудь о своей скромности, либо отправляйся домой, к мамочке. Не выйдет, господа! Как говорит мой старший брат — студент: тривиально и лежит на поверхности. Легко видеть. Прости меня, моя скромность.
© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких