Братья Стругацкие

Романы > Хищные вещи века > страница 16 - Глава 5

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45,

Глава 5

    Я шел медленно, держась в тени деревьев. Изредка мимо прокатывали машины. Одна машина остановилась, водитель распахнул дверцу, перегнулся с сиденья, и его стошнило. Он вяло выругался, вытер рот ладонью, хлопнул дверцей и уехал. Он был немолодой, краснолицый, в пестрой рубашке на голое тело. Римайер, наверное, спился. Это случается довольно часто: человек старается, работает, считается ценным работником, к нему прислушиваются и ставят его в пример, но как раз в тот момент, когда он нужен для конкретного дела, вдруг оказывается, что он опух и обрюзг, что к нему бегают девки, что от него с утра пахнет водкой… Ваше дело его не интересует, и в то же время он страшно занят, он постоянно с кем-то встречается, разговаривает путано и неясно, и он вам не помощник. А потом вы охнуть не успеваете, как он оказывается в алкогольной лечебнице, или в сумасшедшем доме, или под следствием. Или вдруг женится — странно и нелепо, и от этой женитьбы отчетливо воняет шантажом… И остается только сказать: "Врачу, исцелися сам…"
    Хорошо бы все-таки отыскать Пека. Пек — жесткий, честный человек, и он всегда все знает. Вы еще не успеете закончить техконтроль и выйти из корабля, а он уже на "ты" с дежурным поваром базы, уже с полным знанием дела участвует в разборе конфликта между командиром Следопытов и главным инженером, не поделившими какой-то трозер, техники уже организуют в его честь вечеринку, а зам. Директора советуется с ним, отведя его в угол… Бесценный Пек! А в этом городе он родился и прожил здесь треть жизни.
    Я нашел телефонную будку, позвонил в бюро обслужИвания и попросил найти адрес и телефон Пека Зеная. Мне предложили подождать. В будке, как всегда, пахло кошками. Пластиковый столик был исписан телефонами, разрисован рожами и неприличными изображениями. Кто-то, видимо, ножом глубоко вырезал печатными буквами незнакомое слово "СЛЕГ". Я приоткрыл дверь, чтобы не было так душно, и смотрел, как на противоположной, теневой стороне улицы у входа в свое заведение курит бармен в белой куртке с засученными рукавами. Потом мне сообщили, что Пек Зенай, по данным на начало года, обитает по адресу: улица Свободы, 31, телефон 11-331. Я поблагодарил и тут же набрал этот номер. Незнакомый голос сообщил, что я не туда попал. Номер телефона правильный и адрес тоже, но Пек Зенай здесь не живет, а если и жил раньше, то неизвестно, когда и куда выехал. Я дал отбой, вышел из будки и перешел на другую сторону улицы, в тень.
    Поймав мой взгляд, бармен оживился и сказал еще издали:
    — Давайте заходите!
    — Не хочется что-то, — сказал я.
    — Что, не соглашается, стерва? — сказал бармен сочувственно. — Заходите, чего там, побеседуем… Скучно.
    Я остановился.
    — Завтра утром, — сказал я, — в десять часов в университете состоится лекция по философии неооптимизма. Читает знаменитый доктор философии Опир из столицы.
    Бармен слушал меня с жадным вниманием, он даже перестал затягиваться.
    — Надо же! — сказал он, когда я кончил. — До чего докатились, а! Позавчера девчонок в ночном клубе разогнали, а теперь у них, значит, лекции. Мы им еще покажем лекции!
    — Давно пора, — сказал я.
    — Я их к себе не пускаю, — продолжал бармен, все более оживляясь. — У меня глаз острый. Он еще только к двери подходит, а я уже вижу: интель. Ребята, говорю, интель идет! А ребята у нас как на подбор, сам Дод каждый вечер после тренировок у меня сидит. Ну, он, значит, встает, встречает этого интеля в дверях, и не знаю уж, о чем они там беседуют, а только налаживает он его дальше. Правда, иной раз они компаниями бродят. Ну, тогда, чтобы, значит, скандала не было, дверь на стопор, пусть стучаться. Правильно я говорю?
    — Пусть, — сказал я. Он мне уже надоел. Есть такие люди, которые надоедают необычайно быстро.
    — Что — пусть?
    — Пусть стучатся. Стучись, значит, в любую дверь.
    Бармен настороженно посмотрел на меня.
    — А ну-ка, проходите, — сказал вдруг он.
    — А может, значит, по стопке? — предложил я.
    — Проходите, проходите, — повторил он. — Вас здесь не обслужат.
    Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом что-то проворчал, попятился и задвинул за собой стеклянную дверь.
    — Я не интель, — сказал я. — Я бедный турист. Богатый!
    Он глядел на меня, расплющив нос на стекле. Я сделал движение, будто опрокидываю стаканчик. Он что-то сказал и ушел в глубину заведения. Было видно, как он бесцельно бродит между пустыми столиками. Заведение называлось "Улыбка". Я улыбнулся и пошел дальше.
    За углом оказалась широкая магистраль. У обочины стоял огромный, облепленный заманчивыми рекламами грузовик-фургон. Задняя стенка его была опущена, и на ней, как на прилавке, горой лежали разнообразные вещи: консервы, бутылки, игрушки, стопы целлофановых пакетов с бельем и одеждой. Двое молоденьких девчушек щебетали сущую ерунду, выбирая и примеряя блузки. "Фонит", — пищала одна. Другая прикладывая блузку так и этак, отвечала: "Чушики, чушики, и совсем не фонит". — "Возле шеи фонит". — "Чушики!" — "И крестик не переливается…" Шофер фургона, тощий человек в комбинезоне и в черных очках с мощной оправой, сидел на паребрике, прислонившись спиной к рекламной тумбе. Глаз его видно не было, но, судя по вялому рту и потному носу, он спал. Я подошел к прилавку. Девушки замолчали и уставились на меня, приоткрыв рты. Им было лет по шестнадцати, глаза у них были как у котят — синенькие и пустенькие.
    — Чушики, — твердо сказал я. — Не фонит и переливается.
    — А около шеи? — спросила та, что примеряла.
    — Около шеи просто шедевр.
    — Чушики, — нерешительно возразила вторая девочка.
    — Ну, давай другую посмотрим, — миролюбиво предложила первая. — Вот эту.
    — Вот эту лучше, серебристую, растопырочкой.
    Я увидел книги. Здесь были великолепные книги. Был Строгов с такими иллюстрациями, о каких я никогда и не слыхал. Была "Перемена мечты" с предисловием Сарагона. Был трехтомник Вальтера Минца с перепиской. Был почти весь Фолкнер, "Новая политика" Вебера, "Полюса благолепия" Игнатовой, "Неизданный Сянь Ши-куй", "История фашизма" в издании "Память человечества". Были свежие журналы и альманахи, были карманные Лувр, Эрмитаж, Ватикан. Все было. "И тоже фонит…" — "Зато растопырочка!" — "Чушики…" Я схватил Минца, зажал два тома под мышкой и раскрыл третий. Никогда в жизни не видел полного Минца. Там были даже письма из эмиграции…
    — Сколько с меня? — воззвал я.
    Девицы опять уставились. Шофер подобрал губы и сел прямо.
    — Что? — спросил он сипловато.
    — Кто здесь хозяин? — осведомился я.
    Он встал и подошел ко мне.
    — Что вам надо?
    — Я хочу этого Минца. Сколько с меня?
    Девицы захихикали. Он молча смотрел на меня, затем снял очки.
    — Вы иностранец?
    — Да, я турист.
    — Это самый полный Минц.
    — Да я же вижу, — сказал я. — Я совсем ошалел, когда увидел.
    — Я тоже, — сказал он. — Когда увидел, что вам нужно.
    — Он же турист, — пискнула одна из девочек. — Он не понимает.
    — Да это все без денег, — сказал шофер. — Личный фонд. В обеспечение личных потребностей.
    Я оглянулся на полку с книгами.
    — "Перемену мечты" не видели? — спросил шофер.
    — Да, спасибо, у меня есть.
    — О Строгове я не спрашиваю. А "История фашизма"?
    — Превосходное издание.
    Девицы опять захихикали. Глаза у шофера выкатились.
    — Бр-рысь, сопливые! — рявкнул он.