Романы > Путь на Амальтею > страница 4

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20,


    Он был очень занят. По столу были разбросаны голубые листки бумаги, негромко гудела полуавтоматическая приставка к электронному вычислителю. Быков опустился в кресло и прикрыл веки. Он смутно видел, как Михаил Антонович, не отрывая глаз от записей, протянул руку к пульту и, быстро переставляя пальцы, пробежал по клавишам. Рука его стала похожа на большого белого паука. Вычислитель загудел громче и остановился, сверкнув стоп-лампочкой.
    — Что тебе, Лешенька? — спросил штурман, глядя в свои записи.
    — Финиш-программу, — сказал Алексей Петрович, еле разлепляя веки.
    Из выводного устройства выползла табулограмма, и Михаил Антонович вцепился в нее обеими руками.
    — Сейчас, — сказал он торопливо. — Сейчас.
    У Быкова сладко зашумело в ушах, под веками поплыли желтые огоньки. Он уронил голову на грудь.
    — Лешенька, — сказал штурман. Он потянулся через стол и похлопал Быкова по плечу. — Лешенька, вот программа…
    Быков вздрогнул, дернул головой и посмотрел по сторонам. Он взял исписанные листки.
    — Кхе-кхм… — откашлялся он и пошевелил кожей на лбу. — Так. Опять тэта-алгоритм… — Он сонно уставился в записи.
    — Принял бы ты, Лешенька, спорамин, — посоветовал штурман.
    — Подожди, — сказал Быков. — Подожди. Это что еще такое? Ты что, с ума сошел, штурман?
    Михаил Антонович вскочил, обежал вокруг стола и нагнулся над плечом Быкова.
    — Где, где? — спросил он.
    — Ты куда летишь? — ядовито спросил Быков. — Может быть, ты думаешь, что летишь на Седьмой полигон?
    — Да в чем дело, Леша?
    — Или, может быть, ты воображаешь, что на Амальтее построили для тебя тритиевый генератор?
    — Если ты про горючее, — сказал Михаил Антонович, — то горючего хватит на три таких программы…
    Быков проснулся окончательно.
    — Мне нужно сесть на Амальтею, — сказал он. — Потом я должен сходить с планетологами в экзосферу и снова сесть на Амальтею. И потом я должен буду вернуться на Землю. И это снова будет оверсан!
    — Подожди, — сказал Михаил Антонович. — Минуточку…
    — Ты мне рассчитываешь сумасшедшую программу, как будто нас ждут склады горючего!
    Люк в рубку приоткрылся. Быков обернулся. В образовавшуюся щель втиснулась голова Дауге. Голова повела по рубке глазами, сказала просительно:
    — Послушайте, ребята, здесь нет Варечки?
    — Вон! — рявкнул Быков.
    Голова мгновенно скрылась. Люк тихо закрылся.
    — Л-лоботрясы, — сказал Быков. — И вот что, штурман! Если у меня не хватит горючего для обратного оверсана, плохо тебе будет.
    — Не ори, пожалуйста, — возмущенно ответил Михаил Антонович. Он подумал и добавил, заливаясь краской: — Черт возьми…
    Наступило молчание. Михаил Антонович вернулся на свое место, и они смотрели друг на друга надувшись. Михаил Антонович сказал:
    — Бросок в экзосферу я рассчитал. Обратный оверсан я тоже почти рассчитал. — Он положил ладошку на кучу листков на столе. — А если ты трусишь, мы прекрасно можем дозаправиться на Антимарсе…
    Антимарсом космогаторы называли искусственную планету, движущуюся почти по орбите Марса по другую сторону от Солнца. По сути дела, это был громадный склад горючего, полностью автоматизированная заправочная станция.
    — И вовсе незачем так на меня… орать, — сказал Михаил Антонович. Слово "орать" он произнес шепотом. Михаил Антонович остывал.
    Быков тоже остывал.
    — Ну хорошо, — сказал он. — Извини, Миша.
    Михаил Антонович сразу заулыбался.
    — Я был не прав, — добавил Быков.
    — Ах, Лешенька, — сказал Михаил Антонович торопливо. — Пустяки. Совершенные пустяки… А вот ты посмотри, какой получается удивительный виток. Из вертикали, — он стал показывать руками, — в плоскость Амальтеи и над самой экзосферой по инерционному эллипсу в точку встречи. И в точке встречи относительная скорость всего четыре метра в секунду. Максимальная перегрузка всего двадцать два процента, а время невесомости всего минут тридцать-сорок. И очень малы расчетные ошибки.
    — Ошибки малы, потому что тэта-алгоритм, — сказал Быков. Он хотел сказать штурману приятное: тэта-алгоритм был разработан и впервые применен Михаилом Антоновичем.
    Михаил Антонович издал неопределенный звук. Он был приятно смущен. Быков просмотрел программу до конца, несколько раз подряд кивнул и, положив листки, принялся тереть глаза огромными веснушчатыми кулаками.
    — Откровенно говоря, — сказал он, — ни черта я не выспался.
    — Прими спорамин, Леша, — убеждающе повторил Михаил Антонович. — Вот я принимаю по таблетке через каждые два часа и совсем не хочу спать. И Ваня тоже. Ну зачем так мучиться?
    — Не люблю я этой химии, — сказал Быков. Он вскочил и прошелся по рубке. — Слушай, Миша, а что это происходит у меня на корабле?
    — А в чем дело, Лешенька? — спросил штурман.
    — Опять планетологи, — сказал Быков.
    Жилин из-за кожуха фотореактора объяснил:
    — Куда-то пропала Варечка.
    — Ну? — сказал Быков. — Наконец-то. — Он опять прошелся по рубке. — Дети, престарелые дети.
    — Ты уж на них не сердись, Лешенька, — сказал штурман.
    — Знаете, товарищи, — Быков опустился в кресло. — Самое скверное в рейсе — это пассажиры. А самые скверные пассажиры — это старые друзья. Дай-ка мне, пожалуй, спорамину, Миша.
    Михаил Антонович торопливо вытащил из кармана коробочку. Быков следил за ним сонными глазами.
    — Дай сразу две таблетки, — попросил он.
    
2. Планетологи ищут Варечку,
А радиооптик узнает, что такое бегемот


    — Он меня выгнал вон, — сказал Дауге, вернувшись в каюту Юрковского.
    Юрковский стоял на стуле посередине каюты и ощупывал ладонями мягкий матовый потолок. По полу было рассыпано раздавленное сахарное печенье.
    — Значит, она там, — сказал Юрковский.
    Он спрыгнул со стула, отряхнул с колен белые крошки и позвал жалобно:
    — Варечка, жизнь моя, где ты?
    — А ты пробовал неожиданно садиться в кресла? — спросил Дауге.
    Он подошел к дивану и столбом повалился на него, вытянув руки по швам.
    — Ты убьешь ее! — закричал Юрковский.
    — Ее здесь нет, — сообщил Дауге и устроился поудобнее, задрав ноги на спинку дивана. — Такую вот операцию следует произвести над всеми диванами и креслами. Варечка любит устраиваться на мягком.
    Юрковский перетащил стул ближе к стене.
    — Нет, — сказал он. — В рейсах она любит забираться на стены и потолки.
    — Господи! — Дауге вздохнул. — И что только не приходит в голову планетологу, одуревшему от безделья! — Он сел, покосился на Юрковского и прошептал зловеще: — Я уверен, это Алексей. Он всегда ненавидел ее.
    Юрковский пристально поглядел на Дауге.
    — Да, — продолжал Дауге. — Всегда. Ты это знаешь. А за что? Она была такая тихая… такая милая…
    — Дурак ты, Григорий, — сказал Юрковский. — Ты паясничаешь, а мне действительно будет очень жалко, если она пропадет.
    Он уселся на стул, уперся локтями в колени и положил подбородок на сжатые кулаки. Высокий залысый лоб его собрался в морщины, черные брови трагически надломились.


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь