1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76,
— Знаете, Быков, это не годится… — Голос сиплый, но спокойный. — Так я не согласен…
Быкову хочется разорвать его пополам, но нет сил, а потому — с грозной хрипотцой в ржавом голосе:
— Разговорчики!.. Встать!
— Я тут, пока вы отдыхали, вытащил у вас карту. (Быков судорожно хватается за карман.) Не беспокойтесь, я уже положил обратно… Я нанес на нее основные сведения относительно геологии Голконды.
Быков рассматривает помятую карту с лохматыми краями: дрожащие кривые буквы, непонятные слова… Написано черной сажей, все сотрется, пропадет. Неразборчиво, плохо, грязно…
— Оставьте нас. К чему вам себя мучить? И сами погибнете, и…
— На кой черт ты мне нужен? Мне "язык" нужен! Вставай.
— Но я же записал!..
— На кой черт мне твои писульки? Мне живой "язык" нужен. Хватит болтать, подымайся.
Юрковский колеблется.
— Ты что? Венец героя приобрести хочешь?.. Мученика? Врешь! Я тебя гнать вперед буду, пока сам не свалюсь! А свалюсь — сам поползешь дальше! Понял?! Вставай!
И Юрковский встает. Славный, хороший парень! Наш, советский, хоть и с загибами… После пятого километра Быков перестает его ненавидеть, а после десятого начинает любить, как брата. Молчит, сукин сын, ни слова, ни жалобы — а у самого волосы выпадают, кожа в трещинах, и лицо чернее пустыни. Шатается… Друг ты мой милый, мы дойдем, обязательно дойдем! Смотри, еще десять километров оттопали. Вперед, вперед!.. Шаг, два, три, пять… Вода уже по колено — прозрачная, холодная, сладкая…
Юрковский бормочет:
— Слушай, Алексей… На случай, если я все-таки не дойду… О загадке Тахмасиба, о Красном кольце… Я думаю… я уверен… Это бактерии. Колонии бактерий. Но не наших бактерий. Другая жизнь… небелковая жизнь. Живут за счет излучений. Поглощают радиоактивные излучения и живут за счет их энергии… Слышишь, Быков?
Да-да, он слышит. "Бактерии и излучения…" Но это ни к чему. Нужна вода, а не бактерии.
— Они собираются вокруг места, где должен произойти атомный взрыв, — продолжает Юрковский. — Собираются в кольцо… Красное кольцо… и ждут. "Мальчик" попал на такое место. И под ним взрыв. Подземный атомный взрыв. А они чуют, где должен быть взрыв, собираются и ждут… Продукты распада очень активны… они лакомятся… Слышишь? Я почти уверен…
Да, Быков слышит. Он идет вдоль каменистой гряды и все слышит. Но сначала нужна вода. И где же, наконец, ущелье? Должно быть где-то здесь… Вода…
— Передай всем, чтобы опасались Красного кольца. Где Красное кольцо, там подземный взрыв. Передашь? Ты слышишь?
— Да-да, передам… Сам передашь!..
Шаг, два… десять… пятнадцать…
На шестые сутки они подошли к ущелью. Вход нашли не сразу. Быков, оставив Юрковского и Дауге около каменной стены, долго бродил в поисках прохода, несколько раз терял память, обнаруживал себя вдруг лежащим на песке и лижущим внутренние стенки шлема шершавым, потерявшим чувствительность языком. Черный провал зарос колючками, выглядел зловеще в красном свете огненного неба. Быков вернулся к Юрковскому, взвалил Дауге на себя, пошел вдоль стены и свалился у самого входа в ущелье. Сознание скользило, налетало и исчезало, как порывы ветра, и сквозь клубящуюся муть он слышал, как Юрковский хрипло выкрикивал, глотая слова:
— Подлая! Мы еще вернемся… Придем сюда! За смерть нашу, за муки… отплатишь! Проклятая планета!.. Будешь работать на нас, на людей Земли, давать свет, жизнь… Закуем в сталь, в бетон! Будешь работать!
— Довольно, — сказал Быков и поднялся, опираясь о морщинистый камень…
Нет, идти больше нельзя. Зато можно ползти. Ползти на четвереньках и тащить за собою Дауге. Это гораздо легче, чем нести его на спине. Юрковский тоже ползет… Очень не хочется ползти. Зачем куда-то ползти, если вокруг, на сколько хватает глаз, в ярком солнечном свете тянется вода — такая прозрачная, что виден песок на дне, мелкий серый песок, и такая холодная, что ломит руки? Но Быков помнит, что если захочешь ее пить, то натыкаешься на что-то острое, становится очень больно… И потом, ведь можно замочить оружие… И вообще, если здесь лечь и не ползти, то это ужасно обидно: осталось совсем немного, всего несколько тысяч шагов. Обидно, в самом деле, остановиться, когда пройдено сто пятьдесят тысяч шагов и осталось только две-три тысячи… если идти ногами, конечно. Если ползти, получается как-то по-другому, но тоже совсем немного, сущая чепуха…
Быков останавливается, включает фонарик и оглядывается. Юрковский здесь. Лежит позади неподвижного тела Иоганыча, упираясь растопыренными локтями в песок, глядит слепым полушарием шлема. Они связаны ремнем, снятым с вещевого мешка. За этим ремнем надо следить: один раз он уже развязался, и Быков уполз далеко вперед. Пришлось возвращаться и искать Юрковского, который сидел, упершись спиной в каменную стену ущелья, и молчал упорно, хотя и видел Быкова, ползавшего рядом. Чудак! Что он задумал — расставаться, когда осталось всего несколько тысяч шагов. Если идти ногами, конечно. Да, надо внимательно, очень внимательно следить за ремнем. А теперь — дальше. Шаг, два шага… Нет, при чем тут шаги? Они же ползут по дну прохладного быстрого ручья. П о л з у т! А вовсе не шагают — так что шаги здесь ни к селу…
Быков натыкается шлемом на что-то твердое и неподатливое впереди. Может, обвал? Придется оползать стороной… Обвал может даже засыпать, но это, конечно, ерунда… В ущелье красноватые сумерки, а не полный мрак, но Быков стал очень плохо видеть. Он включает фонарик. Это конец ущелья, заросли гигантских колючек. Вот следы "Мальчика" — почерневшие, сморщенные ветви-плети, вырванные вместе с глыбами камня из скалы. Ущелье снова заросло, но пробраться можно. Осталось всего несколько тысяч шагов…
— Если, конечно, идти ногами, — хрипит сзади Юрковский.
Быков садится, подтягивает под себя онемевшие ноги. Кожа на коленях стерлась совершенно, но боль почему-то не чувствуется. И очень хорошо.
— Я что — вслух говорю? — спрашивает Быков не без удивления. Идти уже нельзя, невозможно, но можно еще ползти и, оказывается, удивляться даже.
— Ты все время болтаешь, как испорченный патефон. — Юрковский говорит невнятно и медленно. — Ты все время несешь чушь и непрерывно орешь на меня, чтобы не отставал… А когда тебя зовут, не откликаешься… Обидно даже…
Та-ак, значит, можно еще и обижаться. Быков припоминает, будто действительно Юрковский окликал его и что-то говорил. Про воду. Да. И про ручей. Черт, так это он все говорил! Быкову становится немного жутко: по ущелью ползут двое, связанные друг с другом ремнем, снятым с заплечного мешка, и громко разговаривают, сами того не замечая. Впрочем, здесь некому на это смотреть.
— Плевали мы, — говорит он вслух.
— Верно, — откликается Юрковский.
— Там наше болото, Володя. Чепуха осталась. Давай!
— Давай! — говорит Юрковский.
— Ну, вперед, значит? — спрашивает Быков.
— Вперед! — отвечает Юрковский.
…На болоте шевелились в светящемся тумане джунгли чудовищных белесых растений. Они росли очень густо, и приходилось протискиваться между их толстыми скользкими стволами. Трясина чмокала, чавкала, засасывала грязной мокрой пастью. Перед последним решающим броском устроили длительный привал, и Быков извлек драгоценный заветный термос Дауге — их последнюю надежду и опору. В термосе почти два литра апельсинового сока, и Юрковский даже беззвучно засмеялся, когда шероховатый черный баллончик повис в луче фонарика. Быков разрешил Юрковскому и себе выпить по пяти глотков жизни и влил в запекшийся рот Дауге целый стакан. Потом они спали по очереди три часа и выпили еще по пять глотков…
Потом Быкова с Дауге на плечах засосала трясина, и Юрковский выволок их на поверхность. И самое удивительное заключалось в том, что они с первой попытки нашли место, где месяц назад совершил посадку "Хиус".
Но… "Хиуса" здесь не было…
На его месте — широкая, метров шестьдесят в диаметре, лужайка, покрытая прочной асфальтовой коркой. От центра ее разбегались длинные трещины, сквозь которые пробивалась буйная поросль больших белесых растений с толстыми скользкими стволами…
© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких