Романы > Волны гасят ветер > страница 27

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49,


    — Беру свои слова назад, — быстро сказал Тойво. — Ошибка. Просчет.
    — Ему даже Свердловска нельзя покидать! У него же вкусовые пупырышки! Он четверть века своего квартала не покидал!
    — Учту, — пошел отчеканивать Тойво. — Навсегда. Больше не повторится. Сморозил. Отмочил. Пусть летит Бруно.
    Ася еще несколько секунд жгла его негодующим взглядом, а потом отвернулась и снова стала смотреть в окно.
    — Бруно не полетит, — сказала она сердито. — Бруно теперь будет заниматься этим своим новым букетом. Он его хочет зафиксировать и стандартизировать… Но это мы еще посмотрим… — Она искоса глянула на Тойво и засмеялась. — Ага! Поскучнел! "Три месяца… Без тебя…"
    Тойво немедленно поднялся, пересек комнату и сел у ног Аси на пол, прислонив голову к ее коленям.
    — Тебе же все равно в отпуск надо, — сказала Ася. — Ты бы там поохотился… Это же ведь Пандора! Съездил бы в Дюны… Плантации бы наши посмотрел… Ты ведь даже представить себе не можешь, что это такое — плантации Пашковского!..
    Тойво молчал и только все крепче прижимался щекой к ее коленям. Тогда она тоже замолчала, и некоторое время они не разговаривали, а потом Ася спросила:
    — У тебя что-то происходит?
    — Почему ты так решила?
    — Не знаю. Вижу.
    Тойво глубоко вздохнул, поднялся с пола и тоже сел на подоконник.
    — Правильно видишь, — угрюмо произнес он. — Происходит. У меня.
    — Что же?
    Тойво прищурясь, разглядывал черные полосы облаков, перерезающие медно-багровое зарево заката. Сизо-черные нагромождения лесов у горизонта. Тонкие черные вертикали тысячеэтажников, встопорщенные гроздьями кварталов. Медно отсвечивающий, исполинский купол Форума слева и неправдоподобно гладкая поверхность Моря справа. И черные попискивающие стрижи, дротиками срывающиеся из висячего сада кварталом выше и исчезающие в листве кварталом ниже.
    — Что происходит? — спросила Ася.
    — Ты удивительно красивая, — сказал Тойво. — У тебя соболиные брови. Я не знаю точно, что эти слова означают, но это сказано про что-то очень красивое. Про тебя. Ты даже не красивая, ты прекрасная. Миловзора. И заботы твои милые. И твой мир милый. И даже Бруно твой милый, если подумать… И вообще мир прекрасен, если хочешь знать… "Мир прекрасен, как цветочек. Счастьем обеспечены пять сердец, и девять почек, и четыре печени…" Я не знаю, что это за стихи. Они у меня вдруг всплыли, и я захотел их прочитать… И вот что я тебе скажу, запомни! Очень даже может быть, что вскорости я прилечу к тебе на Пандору. Потому что вот-вот у него лопнет терпение и он действительно выгонит меня в отпуск. А может быть, и вообще выгонит. Вот что я читаю в его ореховых глазах. Явственно, как на дисплее. А теперь давай-ка чайку.
    Ася проницательно посмотрела на него.
    — Ничего не выходит? — спросила она.
    Тойво уклонился от ее взгляда и неопределенно повел плечом.
    — Потому что с самого начала у тебя все было неправильно задумано, — сказала Ася горячо. — Потому что с самого начала задача была поставлена неправильно! Нельзя ставить задачу так, чтобы никакой результат тебя не устроил. Твоя гипотеза изначально была порочной — помнишь, что я тебе говорила? Если бы Странники на самом деле обнаружились, разве ты бы обрадовался? А теперь ты понимаешь, что их нет, и опять же тебе плохо — ты ошибся, ты высказал неверную гипотезу, ты как бы в проигрыше, хотя на самом деле ты ничего не проиграл…
    — Я с тобой и не спорил никогда, — смиренно сказал Тойво. — Кругом я виноват, такая уж у меня судьба…
    — Видишь, теперь и он тоже в этой вашей идее разочаровался… Я, конечно, не верю, что он тебя выгонит, что за чепуху ты порешь, он же тебя и любит, и ценит, это же все знают… Но ведь в самом деле, нельзя же столько лет гробить — и на что, собственно? Ведь у вас, по сути, ничего нет, кроме голой идеи. Никто не спорит: идея довольно любопытная, способна нервы пощекотать кому угодно, но ведь не более того! По сути своей это просто инверсия давным-давно известной человеческой практики… просто Прогрессорство навыворот, больше ничего… Раз мы спрямляем чью-то историю, значит и нашу историю могут попытаться спрямить… Подожди, послушай! Во-первых, вы забываете, что не всякая инверсия имеет выражение в реальности. Грамматика — одно, а реальность — это другое. Поэтому сначала это выглядело у вас интересно, а теперь выглядит просто… Ну, неприлично, что ли… Знаешь, что мне вчера сказал один наш деятель? Он сказал: "Мы, знаете ли, не комконовцы, это комконовцам можно только позавидовать. Когда они сталкиваются с какой-нибудь действительно серьезной загадкой, они быстренько атрибутируют ее как результат деятельности Странников, и все дела!"
    — Это кто же, интересно, сказал? — мрачно спросил Тойво.
    — Да какая тебе разница? Вот у нас закваска взбунтовалась. Зачем нам искать причины? Все ясно: Странники! Кровавая рука сверхцивилизации! И не злись, пожалуйста. Не злись! Тебе такие шутки не нравятся, но ты же их почти никогда и не слышишь. А я их слышу постоянно. Один только "синдром Сикорски" чего мне стоит… И ведь это уже не шутка. Это уже приговор, милые вы мои! Это диагноз!
    Тойво уже справился с собой.
    — А что, — сказал он, — насчет закваски — это мысль. Это ведь ЧП! Почему не сообщили? — осведомился он строго. — Порядка не знаете? А вот мы сейчас Магистра — на ковер!
    — Шуточки все тебе, — сердито сказала Ася. — Все кругом шутят!
    — И прекрасно! — подхватил Тойво. — Радоваться надо! Когда начнутся настоящие дела, станет не до шуток…
    Ася с досадой стукнула кулачком по колену.
    — Ах ты, господи! Ну что ты передо мной-то притворяешься? Не хочется тебе шутить, не до шуток тебе, и вот это особенно в вас раздражает! Вы построили вокруг себя угрюмый мрачный мир, мир угроз, мир страха и подозрительности… Почему? Откуда? Откуда у вас эта космическая мизантропия?
    Тойво промолчал.
    — Может быть, потому, что все ваши необъясненные ЧП — это трагедии? Но ведь ЧП — всегда трагедия! Загадочное оно или понятное, ведь на то оно и ЧП! Верно?
    — Неверно, — сказал Тойво.
    — Что — есть ЧП другие, счастливые?
    — Бывают.
    — Например? — осведомилась Ася, исполняясь яду.
    — Давай лучше чайку попьем, — предложил Тойво.
    — Нет уж, ты мне, пожалуйста, приведи пример счастливого, радостного, жизнеутверждающего чрезвычайного происшествия.
    — Хорошо, — сказал Тойво. — Но потом мы попьем чайку. Договорились?
    — Да ну тебя, — сказала Ася. Они замолчали. Внизу сквозь густую листву садов, сквозь сизоватые сумерки засветились разноцветные огоньки. И искрами огней обсыпались черные столбы тысячеэтажников.
    — Тебе имя Гужон знакомо? — спросил Тойво.
    — Разумеется.
    — А Содди?
    — Еще бы!
    — Чем, по-твоему, замечательны эти люди?
    — "По-моему"! Не по-моему, а всем известно, что Гужон — замечательный композитор, а Содди — великий исповедник…
    — А по-моему, замечательны они совсем другим, — сказал Тойво. — Альберт Гужон до пятидесяти лет был неплохим, но не более того, агрофизиком без всяких способностей к музыке. А Бартоломью Содди сорок лет занимался теневыми функциями и был сухим, педантичным, нелюдимым человеком. Вот чем эти люди более всего замечательны, по-моему.
    — Что ты хочешь этим сказать? Что ты в этом нашел замечательного? Люди скрытого таланта, долго и упорно работали… А потом количество перешло в качество…
    — Не было количества, Ася, вот в чем дело. Одно лишь качество переменилось вдруг. Радикально. В одночасье. Как взрыв.
    Ася помолчала, шевеля губами, а потом спросила с неуверенным ехидством:


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь