Романы > Гадкие лебеди > страница 34

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51,

Глава 9


    — Который час? — сонно спросила Диана.
    Виктор аккуратно снял бритвой полоску мыла с левой скулы, поглядел в зеркало, потом сказал:
    — Дрыхни, малыш, дрыхни. Рано еще.
    — Действительно, — сказала Диана. Скрипнул диван. — Девять часов. А ты что там делаешь?
    — Бреюсь, — ответил Виктор, снимая следующую полоску мыла. — Захотелось мне вдруг побриться. Дай, думаю, побреюсь.
    — Сумасшедший, — сказала Диана сквозь зевок. — Вечером надо было бриться. Всю меня исполосовал своими колючками. Кактус.
    В зеркало ему было видно, как она поднялась, подошла к креслу, забралась с ногами и стала смотреть на него. Виктор ей подмигнул. Опять она была другая, нежная-нежная, мягкая-мягкая, ласковая-ласковая, свернулась, как сытая кошка, ухоженная, обглаженная, благостная — совсем не такая, что поднялась вчера к нему в номер.
    — Сегодня ты похожа на кошку, — сказал он. — И даже не на кошку — на кошечку, на кошаточку… Чего ты улыбаешься?
    — Это не про тебя. Просто почему-то вспомнилось…
    Она зевнула и сладко потянулась. Она тонула в пижаме Виктора, из бесформенной кучи шелка в кресле выглядывало только ее чудное лицо и тонкие руки. Как из волны. Виктор стал бриться быстрее.
    — Не торопись, — сказала она. — Обрежешься, все равно мне пора уже ехать.
    — Поэтому я и тороплюсь, — возразил Виктор.
    — Ну, нет, я так не люблю. Так только кошки… Как там мои шмотки?
    Виктор протянул руку и потрогал ее платье и чулки, развешенные на обогревательной решетке. Все высохло.
    — Куда ты спешишь? — спросил он.
    — Я же тебе говорила. К Росшеперу.
    — Что-то я ничего не помню, что там с Росшепером?
    — Ну, он же повредился, — сказала Диана.
    — Ах, да! — сказал Виктор. — Да-да, ты что-то говорила. Откуда-то он вывалился. Здорово расшибся?
    — Этот дурак, — сказала Диана, — решил вдруг покончить с собой и выбросился в окно. Кинулся, как бык, головой вперед, проломил раму, но забыл при этом, что находится на первом этаже. Повредил коленку, заорал, а теперь лежит.
    — Что это он? — равнодушно спросил Виктор. — Белая горячка?
    — Что-то вроде.
    — Подожди, — сказал Виктор. — Так это ты из-за него два дня ко мне не приезжала? Из-за этого вола?
    — Ну да! Главный врач мне приказал с ним сидеть, потому что он, то есть Росшепер, без меня не мог. Не мог и все тут. Ничего не мог. Даже помочиться. Мне приходилось изображать журчание воды и рассказывать про писсуары.
    — Что ты в этом деле понимаешь? — пробормотал Виктор. — Ты вот ему про писсуары излагала, а я тут мучился один, тоже ничего не мог, ни строчки не написал. Ты знаешь, я вообще не люблю писать, а в последнее время… Вообще жизнь у меня в последнее время… — Он остановился. Какое ей дело? — подумал он. Спарились и разбежались. — Да, слушай… Когда, ты говоришь, Росшепер сверзился?
    — Третьего дня, — ответила Диана.
    — Вечером?
    — Угу, — сказала Диана, грызя печенье.
    — В десять часов вечера, — сказал Виктор. — Между десятью и одиннадцатью.
    Диана перестала жевать.
    — Правильно, — сказала она. — А ты откуда знаешь? Принял его некробиотическую телепатему?
    — Подожди, — сказал Виктор. — Я тебе сейчас расскажу что-то интересное. Но сначала — а ты что делала в этот момент?
    — Мотала я бинты, и вдруг такая тоска на меня навалилась, как головная боль, хоть в петлю. Сунулась я мордой в эти бинты и реву, да как реву! В три ручья, с детства так не ревела…
    — И вдруг все прошло, — сказал Виктор.
    Диана задумалась.
    — Да… Нет. Тут вдруг Росшепер как заорет на улице, я перепугалась и выскочила…
    Она хотела сказать еще что-то, но в дверь застучали, рванули ручку, и голос Тэдди прохрипел из коридора: "Виктор! Виктор, проснись! Открой, Виктор!" Виктор замер с бритвой в руке. "Виктор! — хрипел Тэдди. — Открой!" — и бешено вертел ручку. Диана вскочила и повернула ключ. Дверь распахнулась, ворвался Тэдди, мокрый, растерзанный, в руке у него был обрез.
    — Где Виктор? — хрипло рявкнул он.
    Виктор вышел из ванны.
    — Что такое? — спросил он. У него заколотилось сердце. Арест… Война…
    — Дети ушли, — тяжело дыша, сказал Тэдди. — Собирайся, дети ушли!
    — Постой, — остановил его Виктор. — Какие дети?
    Тэдди швырнул обрез на стол в кучу исписанной, исчерканной, измятой бумаги.
    — Сманили детей, сволочи! — заорал он. — Сманили, гады! Ну, теперь все! Хватит, натерпелись… Теперь все!
    Виктор еще ничего не понимал, он только видел, что Тэдди вне себя. Таким он видел Тэдди только один раз, когда во время большого скандала в ресторане у него под шумок взломали кассу. Виктор в растерянности хлопал глазами, а Диана подхватила со спинки кресла белье, проскользнула в ванную и прикрыла за собой дверь. И в этот момент резко нервно затрещал телефон. Виктор схватил трубку. Это была Лола.
    — Виктор, — заныла она. — Я ничего не понимаю, Ирма куда-то пропала, оставила записку, что никогда не вернется, а кругом говорят, что дети ушли из города… Я боюсь! Сделай что-нибудь… — Она почти плакала.
    — Хорошо, хорошо, сейчас, — сказал Виктор. — Дайте штаны надеть. — Он бросил трубку и оглянулся на Тэдди. Бармен сидел на разворошенной постели и, бормоча страшные слова, сливал в стакан остатки из всех бутылок. — Погоди, — сказал Виктор. — Надо без паники. Я сейчас…
    Он вернулся в ванную и принялся торопливо добривать намыленный подбородок, он сейчас же несколько раз порезался, ему некогда было направлять бритву, а Диана тем временем выскочила из-под душа и шуршала одеждой у него за спиной, лицо у нее было жесткое и решительное, словно она готовилась к драке, но она была совершенно спокойна.
    …А дети шли бесконечной серой колонной по серым размытым дорогам, спотыкаясь, оскальзываясь и падая под проливным дождем, или, согнувшись, промокшие насквозь, сжимая в посиневших лапках жалкие промокшие узелки, или, маленькие, беспомощные, или, плача, или молча, или, оглядываясь, или, держась за руки и за хлястики, а по сторонам дороги вышагивали мрачные черные фигуры без лиц, а на месте лиц были черные повязки, а над повязками безжалостно холодно смотрели нечеловеческие глаза, и руки, затянутые в черные перчатки, сжимали автоматы, и дождь лил на вороненую сталь, и капли дрожали и катились по стали… чепуха, думал Виктор, чепуха, это совсем не то, совсем не теперь, это я видел, но это было очень давно, а теперь совсем не так…
    …Они уходили радостно, и дождь был для них другом, они весело шлепали по лужам горячими босыми ногами, они весело болтали и пели, и не оглядывались, потому что они навсегда забыли свой храпящий предутренний город, скопление клопиных нор, гнездо мелких страстишек и мелких подлостей, чрево, беременное чудовищными преступлениями, непрерывно творящее преступления и преступные намерения, как муравьиная матка непрерывно извергает яйца, они ушли, щебеча и болтая, и скрылись в тумане, пока мы, пьяные, захлебывались спертым воздухом, поражаемые погаными кошмарами, которых они никогда не видели и никогда не увидят…
    Он надевал брюки, прыгая на одной ноге, когда стекла задребезжали, и густой механический рев проник в комнату. Тэдди опрометчиво бросился к окну, и Виктор тоже подбежал к окну, но за окном был все тот же дождь, пустая мокрая улица, и только кто-то проехал на велосипеде, мокрый брезентовый мешок, натужно двигающий ногами. А стекла продолжали дребезжать и позвякивать, и низкий тоскливый рев продолжался, а минутой спустя к нему присоединились отрывистые жалобные гудки.
    — Пошли, — сказала Диана. Она была уже в плаще.
    — Нет, погоди, — сказал Тэдди. — Виктор, оружие у тебя есть? Пистолет какой-нибудь, автомат… Есть?


 

© 2009-2024 Информационный сайт, посвященный творчеству Аркадия и Бориса Стругацких

Яндекс.Метрика
Главная | Аркадий | Борис | Биография | Отзывы | Обратная связь