Братья Стругацкие

Повести > Полдень, XXII век (Возвращение) > страница 23

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65,

    — Отлично! Вы знаете Протоса, Протос хорошо знает Званцева, а я хорошо знаю Протоса и Званцева… В общем, Званцев сейчас придет. Николай Евсеевич его зовут.
    — Вот хорошо-то! — обрадованно сказал Кондратьев. — Пообедаем втроем. А то мне, знаете, как-то одиноко все…
    Послышалось пение сигнала. Кондратьев вскочил.
    — Это он, — сказал Горбовский и снова улегся.
    Океанолог Званцев был громадного роста и чрезвычайно широк в плечах. У него было круглое, медного цвета лицо, густые темные, коротко остриженные волосы, большие, стального оттенка глаза и прямой маленький рот. Он молча пожал Кондратьеву руку, покосился на Горбовского и сел.
    — Вы тут посидите, — сказал Кондратьев, — а я пойду закажу обед. Вы что любите, Николай Евсеевич?
    — Я все люблю, — сказал Званцев. — И он тоже все любит.
    — Да, я все люблю, — сказал Горбовский. — Только, пожалуйста, не надо овсяного киселя.
    — Ладно, — сказал Кондратьев и пошел на кухню.
    — И цветной капусты не надо! — крикнул Горбовский вслед.
    Набирая шифры у окна Линии Доставки, Кондратьев думал: "Они пришли неспроста. Они умные и добрые люди, значит, они пришли не из пустого любопытства, они пришли мне помочь. Они люди энергичные и деятельные, значит, вряд ли они пришли утешать. Но как они думают помочь? Мне нужно только одно…" Кондратьев зажмурился и немного постоял неподвижно, упираясь рукой в крышку окна Доставки. Из гостиной доносилось:
    — Ты опять валяешься, Леонид! Есть в тебе что-то от мимикродона.
    — Валяться нужно, — с глубокой убежденностью отвечал Горбовский. — Это философски необходимо. Бессмысленные движения руками и ногами неуклонно увеличивают энтропию Вселенной. Я хотел бы сказать миру: "Люди! Больше лежите! Бойтесь тепловой смерти!"
    — Удивляюсь, как ты еще не перешел на ползанье.
    — Я думал об этом. Слишком велико трение. С энтропийной точки зрения выгоднее перемещаться в вертикальном положении.
    — Словоблуд! — сказал Званцев. — А ну вставай!
    Кондратьев отодвинул крышку и расставил на столе пиалы и тарелки.
    — Кушать подано! — крикнул он насильственно-веселым голосом. "Ну, держись, Сергей Иваныч", — подумал он.
    В гостиной завозились, и Горбовский откликнулся:
    — Сейчас меня принесут!
    Впрочем, в столовой он появился в вертикальном положении.
    — Вы его извините, Сергей Иванович, — сказал Званцев, появляясь следом. — Он везде валяется. Причем сначала валяется в траве, а потом, не почистившись, лезет на кушетку.
    — Где в траве? Где? — закричал Горбовский и принялся себя осматривать.
    Кондратьев с трудом улыбался.
    — Ну, вот что, — сказал Званцев, усаживаясь за стол. — По вашему лицу, Сергей Иванович, я вижу, что преамбулы не нужно. Мы с Горбовским пришли вербовать вас на работу.
    — Спасибо, — тихо сказал Кондратьев.
    — Я океанолог и давно работаю в организации, которая называется "Океанская охрана". Мы выращиваем планктон — это протеин — и пасем китов — это мясо, жир, шкуры, химия. Врач Протей сказал нам, что вам категорически запрещено покидать Планету. А нам всегда нужны люди. Особенно сейчас, когда многие уходят от нас в проект "Венера". Я приглашаю вас к нам.
    Наступило молчание. Горбовский, ни на кого не глядя, истово хлебал суп. Званцев тоже начал есть, Кондратьев крошил хлеб.
    — Я готов, — пробормотал он. — Если вы считаете, Николай Евсеевич, что я справлюсь, я готов.
    — Вы справитесь, — уверенно сказал Званцев.
    — Изъяснись подробнее, — сказал Горбовский, — чем Сергей Иванович может у вас там заниматься.
    — Можно смотрителем на плантации ламинарий, — стал перечислять Званцев. — Можно в охрану на планктонные плантации. Можно в патруль, но там нужна очень высокая квалификация, это со временем. А лучше всего — китовым пастухом. Идите-ка вы, Сергей Иванович, в китовые пастухи. — Он положил нож и вилку. — Как я жалею, что ушел из китовых пастухов в океанологию! Какие это были годы, Сергей Иванович!
    Горбовский с любопытством на него посмотрел.
    — Рано-рано утром… Океан тихий, ни волны, ни ветерка… Розовое небо на востоке… Всплывешь на поверхность, откинешь крышку люка, выберешься на башенку и сидишь, сидишь, сидишь… Вода под ногами зеленая, чистая, из глубины поднимется медуза, перевернется и уйдет под субмарину… Рыба большая лениво так это проплывет… Хорошо!..
    Кондратьев взглянул в его лицо, мечтательно-ублаготворенное, и вдруг ему так нестерпимо захотелось немедленно сейчас же на океан, на соленый воздух, что он даже дышать перестал.
    — А когда киты переходят на новые пастбища! — продолжал Званцев. — Знаете, как это выглядит? Впереди и сзади идут старые самцы, по два, по три в стаде, огромные, иссиня-черные, мчатся плавно, будто и не они мчатся, а вода мимо них несется… Идут по прямой, а молодняк и щенные самки — за ними… Старики ведь у нас ручные, ведут, куда мы хотим, но им помогать надо. Особенно когда в стаде подрастают молодые самцы — те всегда норовят стадо расколоть и увести часть с собой. Вот тут-то нам и работа. Вот тут и начинается настоящее дело. Или вдруг касатки нападут… Ну, с ними разговор короткий — акустическими пушками…
    Он внезапно очнулся и посмотрел на Кондратьева совершенно трезвым взглядом.
    — Одним словом, здесь все есть. И просторы, и глубины, и большая польза для людей, и добрые товарищи… и приключения… если захотите особенно.
    — Да, — с чувством сказал Кондратьев.
    Званцев улыбнулся.
    — Готов, — сказал Горбовский. — И я тоже готов. Ну их, эти Д-звездолеты. Хочу, как Коля, на башенке… и чтобы медузы…
    — Теперь так, — деловито сказал Званцев. — Я отвезу вас во Владивосток. Занятия в школе переподготовки начинаются через два дня. Вы уже пообедали?
    — Пообедал, — сказал Кондратьев.
    "Работа, — думал он. — Вот она, настоящая работа!"
    — Тогда поедем, — сказал Званцев, поднимаясь.
    — Куда?
    — На аэродром.
    — Прямо сейчас?
    — Ну конечно, прямо сейчас. А чего ждать?
    — Ждать, конечно, нечего, — растерянно сказал Кондратьев. — Только…
    Он спохватился и принялся быстро слегка трясущимися руками убирать посуду. Горбовский, доедая банан, помогал ему.
    — Вы езжайте, — сказал он, — а я тут останусь. Полежу, почитаю. У меня рейс в двадцать один тридцать.
    Они вышли в гостиную, и штурман растерянно оглядел комнату. Он с отчетливостью подумал, что, куда-бы он ни приехал на этой странной планете праправнуков, всюду в его распоряжении будет такой вот прекрасный тихий домик, и добрые соседи, и книги, и стереовизор, и сад за окном…
    — Вот, — сказал он с грустью, — пожил здесь всего неделю…
    Званцев переминался с ноги на ногу. Видимо, ему было непонятно, что переживает экс-штурман.
    — Поедем, — сказал Кондратьев. — До свиданья, Леонид Андреевич. Спасибо вам за ласку.
    Горбовский уже умащивался на кушетке.
    — До свиданья, Сергей Иванович, — сказал он. — Мы еще много раз увидимся.
    Кондратьев затворил за собой дверь и вслед за Званцевым вышел в сад. Они пошли рядом по песчаной дорожке.
    — Николай Евсеевич, — сказал Кондратьев. — Почему вы так заинтересовались моей скромной персоной? Вы обо всех здесь так заботитесь?
    — Нет, — просто ответил Званцев. — О других заботиться не надо. Они хозяева. А вы пока гость. А почему именно мы… Видите ли, Сергей Иванович, и я и Леня Горбовский в свое время были весьма тяжелыми пациентами у врача Протоса. Он нас, как видите, спас. И он наш друг на всю жизнь. И он попросил помочь вам.
    — Ага, — сказал Кондратьев. Он остановился. — Вот что, Николай Евсеевич, — сказал он решительно, — Женьке Славину я позвоню с дороги, а сейчас едем к врачу Протосу.